месте аварии сотрудникам ГИБДД, если тут и так в полном боевом комплекте следователи РУВД, прокуратуры и эксперты в придачу? Они торжественно удалились, пожелав нам удачи, на что были тут же посланы к чертям собачьим.

Оперативники дописывали протокол. Мы со старшим следователем и экспертом двинулись в направлении их отделения. Там спокойно присели за рюмкой чая, и я, не спеша, с чувством, толком, расстановкой поделился с коллегами всей имеющейся у меня информацией. Глупо было что-то скрывать, с учётом того, что два дела из серии уже висит на их отделении.

Следователи долго и многозначительно молчали, потом почти одновременно протянули: «М-дааа!» и больше, похоже, они ничего сказать не могли. Для них события в Тарховке были преступлением и только. Сегодняшняя авария, даже с учётом того, что она была подстроена, — лишь авария. Информация, которую я им дал, выводила оба эти преступления на иной уровень. А работать на этом уровне сложно и тошно. Невесёлая картина складывается. Преступления продолжаются, концов не найти, методы меняются, связь между событиями какая-то эфемерная… Объединяет всё лишь электронная почта. Не будь этих писем — вообще невозможно было бы определить, что все эти убийства — звенья одной цепи. Но я-то знаю, что это так. И ребята знают. Сидят унылые и растерянные. Я им рассказал практически всё: и про электронные послания, и про Гаргаевых, и про преступления, совершённые Куприяновым, Кировским и Бершадской. Даже про Траубе пришлось поведать. Последний эпизод вообще ввёл коллег в состояние шока. Трудно удивить бывалых оперов, однако, мне это удалось. Хотя, почему мне?.. Если все эти преступления совершены одним лицом, то в выдумке ему не откажешь. И ведь, что самое неприятное во всей этой истории… Он совершает убийства с таким цинизмом и с такой наглостью, что оторопь берёт. Он не боится ни черта. Одна и та же винтовка. Одни и те же пули. Один и тот же электронный адрес. Или преступник чрезвычайно неопытен, умён, хитёр, и, потому, невероятно опасен, или это опытный киллер, который уверен в себе на все сто, и поэтому тоже крайне опасен. И в том, и в другом случае, шансов у нас минимум.

Позвонил Сашка. Отчитался о поездке на Крестовский. Нашёл камеру, направленную на «мазду», снял запись, отправился в отделение, чтобы посмотреть тщательно и спокойно. Обещал отзвониться сразу по результатам. Я напомнил ему, что необходимо срочно найти Рудого — приёмного отца Жени Масловой. Сашка растерянно ответил, что он его уже нашёл и договорился о встрече. Хоть какое-то движение.

На сегодняшний день совершенно неясно происхождение винтовки. Если первый раз она всплыла в две тысячи пятом, то вполне реально узнать, откуда она взялась. Это, всё-таки, не девяносто пятый. Это в бандитском Питере середины девяностых оружие везли в город откуда угодно и как угодно свободно. Никого пулемётом «максим» не удивишь. Гранаты, пистолеты, хорошая снайперская оптика. Всё это ввозилось в город в неограниченном количестве. Винтовка непростая, дорогая. Встречалась на преступлениях редко. Мне так вообще никогда не приходилось стакиваться с подобным шедевром.

Я позвонил Снегирёву, порадовал его прибавкой в нашей серии. Он на всякий случай уточнил, уверен ли я, что дело имеет к серии отношение. Напомнил ему про письмо, развеял его сомнения. Подполковник вздохнул, посетовал на то, что «уйти ему на пенсию майором», велел держать в курсе. Я оставил сестрорецких следователей грустить о навалившейся напасти и отправился в центральный район Питера.

В отделении почти в дверях столкнулся с Михаилом Прокопьевичем. Он посмотрел на меня с каким-то подозрением:

— Плохие вести ты нам, Сергеев приносишь! Не радуют меня, если честно, встречи с тобой в последнее время. Что на этот раз?

— На этот раз ещё один эпизод вдогонку к предыдущим.

— Опять стрельба?

— Да нет, на этот раз авария. Следы механических повреждений в тормозной системе…

— Что ты, Сергеев, выпендриваешься? Совсем разучился по-русски разговаривать? Тормоза ковыряли, что ли?

— Так точно, — заскулил я. — Девушка-водитель погибла.

— Что девушка натворила, что её убрать надумали?

— Похоже, застрелила парня, пытавшегося её изнасиловать. А на следствии и суде всё представили так, что это не она стреляла, а её жених. Его посадили, он повесился в тюрьме, не дожидаясь пересылки. После смерти девушки ей пришло письмо с того же адреса, что и Куприянову с Таврической и Кировскому из Тарховки.

— Галиматья какая-то! Зачем киллеру подставляться, светить адрес? Настолько самоуверен, настолько неопытен или ему настолько наплевать, поймают его или нет?

— Подождите, Михаил Прокопьевич! Почему это ему должно быть наплевать на то, что его поймают? С чего это вдруг?

— А ты сам-то не видишь? Если бы он хотел спрятаться, то никакие бы письма не отправлял. Сделал дело — готовь следующее. Нет. Он в кошки-мышки с вами играет. Смеётся над вами. Раз письма приходят после смерти, значит, они не жертвам предназначаются, а вам, олухам.

— Почему он тогда к ним обращается?

— Ну, судя по текстам, которые ты мне тут зачитывал, он не к ним обращается. Это фразы, которые говорятся от лица тех, кто погиб от руки твоих жертв.

— Это не мои жертвы, — обиделся я.

— Твои, Сергеев, твои. Пока ты их убийцу не поймал и даже представления не имеешь, где его искать, — твои.

— А Вы не думаете, что киллер работает по заказу, и это пожелание заказчиков. Ну, чтобы он объяснил жертвам, по какой такой причине они станут этими самыми жертвами.

— Тогда бы он обязательно успел отправить им эти самые письма до их смерти. Ты же не думаешь, что у него есть секретарша, которой он отдаёт приказ разослать эти несчастные сообщения, а она настолько нерадива, что просто не делает этого вовремя?! Нет. Он отправляет письма сам. И специально делает это уже после смерти клиентов. Значит — никакого пожелания заказчиков о торжественном объявлении причины смерти нет. Да и заказчиков, я думаю, тоже нет. Скорее всего, он действует на своё усмотрение. Отсюда и буйная фантазия. Любовь к ремеслу чувствуется. Хорошая подготовка и осведомлённость видится. Так что, Сергеев, никакой он не киллер. Он просто убийца. Искатель справедливости. Возможно, с психическими отклонениями. Хотя это уже неважно. В любом случае, он намного опасней и намного более непредсказуем, нежели наёмник.

Я почувствовал себя маленьким мальчиком, неопытным стажёром и идиотом одновременно. Это меня нисколько не расстроило, и я в задумчивости отправился к Сашке в кабинет, переваривая на ходу слова Прокопьича. Сашка, судя по количеству окурков в пепельнице, уже давно наслаждался киношедевром под условным названием «Чужая машина в чужом дворе». Видимо, ему здорово надоело зрелище, потому что вид у него был ужасный: он полулежал на столе, взъерошив и без того торчащие