— Что читаем? — спросила она.

— Просматриваю последние новости политики.

— И что интересного?

— Если тебе интересно, чем живет Австрия и наш город, могу немного просветить. Например, в нашей стране президента выбирают прямым всенародным голосованием на шестилетний срок.

— Да? А у нас на четыре года.

— Все жители пользуются полными гражданскими правами. Граждане старше шестнадцати лет имеют право принимать участие в выборах, — продолжал Вильгельм.

— А у нас с восемнадцати.

— Что еще тебе рассказать?

— Как ты решил назвать сына?

— Карл.

— А альтернативные варианты есть?

— Что, тебе не нравится?

— Нравится, но предложи несколько имен, которые тебе нравятся, а я бы из них выбрала.

— Но ты сказала, что я назову сына…

— Да, но…

— Понятно. Хорошо, я еще подумаю, чтобы были удовлетворены мы оба.

Их разговор прервался, в гостиную вошла Татьяна.

— О чем беседуете?

— Да вот Полина интересуется политикой, — постарался выйти из неловкой ситуации Вильгельм, видя, как растерялась Поля.

— Что-то раньше не замечала такой склонности.

— Мама, все течет, все меняется. Я многим раньше не интересовалась, а теперь все изменилось. И я тоже, — резко ответила Полина и стала подниматься по лестнице.

— Спокойной ночи, — бросила она, обернувшись.

— Ну и характер, — посмотрела вслед дочери и покачала головой Татьяна. — Надеюсь, после родов действительно все изменится, моя дочь станет такой же, как прежде, сдержанной и любящей.

— Конечно, дорогая. Спишем такое ее поведение на беременность. Иди отдыхай. А я еще поработаю с документами.

Глава 35

Полина была уже на шестом месяце беременности, животик стал хорошо заметен. Беременность женщину не портила, напротив, придавала обаятельности и женственности. Вильгельм не переставал любоваться ею и с нетерпением ждал рождения сына. Он настолько трепетно относился к новому члену семьи, что Татьяна все чаще стала замечать: муж, не видя, что она рядом, выказывает падчерице весьма нежные чувства. Однажды, когда они прилегли отдохнуть в своей спальне, Татьяна осторожно начала разговор:

— Вильгельм, я вижу, как сердечно ты относишься к Полине… Это хорошо. Но мне иногда становится больно, я вспоминаю свою неудачную беременность. Понимаю, ты хочешь ребенка, это видно по тебе, по твоему отношению к моей дочери. Однако складывается впечатление, что не она, а ты ждешь ребенка…

— Татьяна, что ты говоришь? Это же твой внук. Да, я очень люблю детей и, глядя на Полину, радуюсь, что в нашем доме скоро будет бегать малыш.

— Ты стал ко мне холоден, мы перестали заниматься любовью… Ты увлечен только Полиной. Может, ты не замечаешь, но я как любящая тебя женщина чувствую это сердцем. Да и Полина смотрит на тебя…

— Как она смотрит? — прервал он ее.

— Она смотрит влюбленными глазами. Как смотрят на мужчину, которого желают.

— Это потому, что у нее нет рядом мужчины. А ей хочется его иметь. В таком положении особенно хочется мужского внимания.

— Откуда ты знаешь?

— Мой друг мне объяснял. Я стараюсь дать понять: она нужна нам.

— Так я всем сердцем, всем своим поведением это показываю. Разве не так? Ты же видишь, как я стараюсь все делать для нее.

— Да, я вижу, но ты женщина.

— Я мать. И она должна это видеть, а не смотреть на меня, как на врага.

— Ну что ты, дорогая, тебе кажется. Успокойся.

— Я раньше знала свою дочь, каждую ее клеточку. А теперь не понимаю ее поступков, ее мыслей. Она даже не доверилась мне, не рассказала, кто отец малыша. Неужели тебе не интересно, и ты ее не спрашивал? У вас ведь такие теплые отношения. Она могла бы тебе раскрыться. Мне говорила, что любит того мужчину, от которого ребенок. Но почему тогда не говорит, что у них будет малыш?

— Вот родит и все расскажет. А сейчас, мне кажется, не нужно ее травмировать. Постараюсь дать ей столько мужского внимания, сколько нужно. Будет переживать, и ребенок почувствует дискомфорт.

— Так-то оно так… Дорогой, я люблю тебя, ты такой хороший…

— К чему ты это?

— Не знаю… Тревожно что-то… — прошептала она и не стала продолжать разговор.

Татьяна прижалась к мужу, положила руку на его грудь.

Первый раз Вильгельм не ответил взаимностью. Татьяна убрала руку. Она лежала на спине и смотрела в одну точку, думая: «Что происходит? В нашей жизни что-то меняется… Вильгельм перестал проявлять нежность, ласку ко мне. Мы перестали заниматься любовью. Он засыпает раньше, чем я… Вроде бы мелочи, но они очевидны, входят в практику. Может, у него где-то появилась другая женщина?»

Вильгельм лежал с закрытыми глазами, делая вид, что засыпает, а сам в который раз терзался мыслями: «Бедная моя Танечка! Разве я мог представить, что полюблю твою дочь? Это непростительный поступок по отношению к тебе. Как объяснить, что я никогда не старался завоевать ее сердце? Знаю, каким страшным окажется удар, когда ты все узнаешь. Но ничего уже не изменить, я сделал это… Да, сам того не замечая, полюбил Полину, и счастливейшими часами моей жизни стали те, которые я провел с ней. Не стану просить прощения, приму любые упреки. И сейчас я веду себя, как эгоист, хитрый лгун. Не знаю, как оправдать свое поведение. Твои чувства ко мне заслуживают лучшего отношения. А я причиняю тебе страдания, и не только тебе, но и той, чье чувство ко мне не менее пылкое. Ты заслуживаешь счастья, но я ничего не могу с собой сделать. Ты стала сомневаться в моей любви. Отрицать свой проступок не буду. Мое невнимание обижает тебя, и я не могу больше лгать, притворяться, тем более что все мои попытки смягчить ситуацию безрезультатны…»

Вильгельм каждую ночь прокручивал подобные мысли в голове, но наступало утро, и он не мог начать разговор с женой.

Как-то сентябрьским теплым вечером на ужин пригласили родителей Вильгельма, Марту с мужем. Такие вечера теперь устраивали нечасто, но когда встречались, веселились, гуляли по аллеям сада, слушали музыку.

Смеркалось, подул холодный ветер, и Полина поежилась от холода. Она подошла к матери и Вильгельму.

— Вильгельм, проводи меня в мою комнату, я отдохну немного — устала.

— Да, дорогой, проводи, пожалуйста, тем более что лестница крутая, мало ли что, — поддержала просьбу дочери Татьяна.

Вильгельм взял Полину под руку и повел в дом, они поднялись по лестнице, вошли в спальню Полины, оставив дверь полуоткрытой.

— Что тебя так утомило?

— Не знаю, — ответила она с тоской.

Он протянул ей обе руки. Полина действительно выглядела неважно, казалась исстрадавшейся, нуждающейся в сочувствии. Она сделала шаг вперед и оказалась