Шрифт:
Закладка:
Но думаешь, Вассёр позволит тебе зайти так далеко? Он будет постоянно за тобой следить. При малейшем намеке на бунт, при первом же внешнем признаке утомления или просто когда ты окажешься на мели, он тебя устранит! Разве не ты один – как кажется ему и его дружкам-сообщникам – знаешь тайну его жизни?
– Да, так и есть, – сказал Стефен.
– А теперь представим, что ты не заплатишь и сейчас же донесешь на Вассёра. В таком случае либо он ускользнет от полиции, либо полиция его арестует.
Если он ускользнет, у тебя возникнут проблемы. Чтобы добиться ордера на его арест, тебе придется рассказать органам правосудия все; тайна твоих рук станет известна, и, даже если жизнь Вассёра осложнится, тебе будет нелегко оправдаться. Тебя примут за лжеца или же за безумца. Серраль, освобожденный от профессиональной тайны, подтвердит трансплантацию рук, но он не знает, что стало с телом Вассёра. Это тело было предназначено для того, чтобы распасться на мелкие куски под скальпелем его учеников; профессор отдал его одному из своих ассистентов, и исчезновение этого ассистента, а возможно, и нескольких других не докажет воскрешения Вассёра. Наверняка будет известно лишь одно: что отпечатки твоих пальцев идентичны отпечаткам на ноже.
Но если Вассёру не удастся ускользнуть, если послезавтра утром, на назначенном им месте, его арестуют, все изменится!
– Ты думаешь? – возразил Стефен. – Даже если я в его присутствии заявлю, что роковые отпечатки оставлены не моими руками, судья лишь пожмет плечами.
– Ты же говорил, что Вассёр принесет эту специально изготовленную перчатку, перчатку-«обманку».
– А если не принесет?
– Я – тебе, ты – мне!..
– Он может отказаться. Он ничего мне на сей счет не ответил. Он и так меня крепко держит!
– Нет! Это ты его держишь, потому что он полагает, что держит тебя, потому что он убежден, что ты теперь лишь машина, ключ от которой находится у него, тогда как на самом деле он теперь – никто, а нас – двое! Ты только подумай, как этот человек упивается своей властью. Триумф над тобой его ослепляет! Назначенная тебе встреча прекрасно это доказывает. Он даже в мыслях не допускает, что ты можешь его ослушаться.
– А если придет не он?
– Он придет сам. Все на это указывает, и прежде всего – его самонадеянность.
– Хм… Ну, допустим. Допустим, что он придет, его арестуют, но перчатки при нем не окажется. Что дальше?
Не забывай: в убийстве мсье де Крошана он, по его словам, может навести подозрение на меня с помощью сфабрикованных им писем. Если подумать, то в день первого убийства я держал в своих руках руки манекена. Куэнтр ничего не сказал, но он мог найти на этих деревянных руках те же отпечатки пальцев, что и на ноже! Этого вполне достаточно, чтобы заподозрить меня в том, что еще до преступления я демонстрировал убийце шевалье эту вероломную мизансцену!..
Что касается второго убийства, то тут я – увы! – не вижу ни малейшей лазейки!
Этот Вассёр – человек безжалостный! Впрочем, это заметно по его лицу.
– Как он выглядит?
– Блондин, черноглазый и смуглолицый. Смотрит на тебя словно хищный орел. У него повадки ремесленника, мнящего себя артистом. Но вот его речь сбивает с толку: она неровная – то малограмотная, то почти изысканная. Жаргонизмы в ней перемежаются заумными техническими терминами. Похоже, этот человек знает понемногу обо всем. Он с тобой то на «ты», то на «вы». Уверен в себе. Жуткий тип.
– Мы обязаны, просто обязаны сдать его полиции! – воскликнула Розина. – Правда должна восторжествовать! Пусть его арестуют! Нельзя же допустить, чтобы жертву покарали, в то время как виновный останется на свободе!.. Доверься мне, Стефен! Пусть я и не способна сейчас сохранять спокойствие, рассудок подсказывает мне, что мы должны заявить на этого человека!
– И признать мое бессилие? Объявить всем, что у Стефена Орлака – руки убийцы, как у царя Мидаса были уши осла? Стать совершеннейшим посмешищем?
– Не думаю, что это выйдет наружу. Но даже если об этом узнают, разве так будет не лучше, чем прозябать в вечном страхе, с ножом у горла и зависшим над головой лезвием гильотины? Наконец, разве не наш долг – привлечь к ответственности убийцу твоего отца и нашего старого друга, наказать этого мучителя, который давно уже тебя преследует, этого шантажиста, который хочет выманить у тебя деньги, да что там! – опасного убийцу, который уже совершил несколько жутких злодеяний и может совершить другие, человека, который так и не поплатился за свои преступления?.. Кто он такой, этот Вассёр? Смертник, лишь по воле случая не отправившийся на тот свет! Его голова лишь чудом не угодила в корзину с опилками![100] Его свобода, его жизнь незаконны! Его существование – пощечина правосудию! Оно оскорбляет общество! Оно оскорбляет даже здравый смысл…
Розина резко остановилась и принялась лихорадочно размышлять. Мысленно она ставила себя вне событий. Она «поднималась к Сириусу», пытаясь смотреть на факты свежим, беспристрастным взглядом. Затем она опустила глаза на Стефена.
Он выглядел бледным и изнуренным, что было вполне естественным. Со дня монжеронской катастрофы он страдал как про́клятый. Одни после подобных злоключений делались седыми, другие – немыми или заикающимися, третьи – уродливыми и безобразными, четвертые и вовсе лишались жизни. Она чувствовала, что он утратил волю, стал не уверен в себе. Еще с четверть часа тому назад, слушая его рассказ, она поражалась тому, какие уловки выдумывало его безудержное воображение, чтобы скрыть размер рук, которые стали больше, чем были. К чему было соскребать номер с перчаток? Зачем понадобилось расширять перстни и красть для этого украшения? Припухшие руки и деформированные пальцы вполне можно было объяснить ранами, надрезами и шрамами!.. Но сколько же
