И все же…

Я устала. Я хочу расслабиться и получить уже удовольствие от своей жизни.

Я останавливаюсь в дверях кухни, оценивая придирчивым взглядом предлагаемое мне зрелище. Из оного мне предлагается только Ветров — уже избавившийся от пиджака и закатавший рукава одной из своих белоснежных рубашечек.

И не еретично ему в такой рубашке на кухне возиться?

Наблюдать за ним сейчас — будто наблюдать за гепардом в условиях естественной среды. Ветров кажется таким спокойным, таким невозмутимым, и просто возмутительно расслабленным. Только при виде меня он отвлекается от своего занятия. И… Мне нравится, как вспыхивают его глаза. Определенно это платье мне идет. Можно было даже и не смотреться так долго в зеркало.

А еще — Яр уже раскладывает еду по тарелкам.

— Я что, все упустила? — озадачиваюсь я.— И что, я даже не увижу, как бежит по твоей щеке суровая холостяцкая слеза, пока ты чистишь лук?

— Ты терпеть не можешь лук, — хмыкает Яр, переставляя тарелку на стол.

— Это не мешает мне желать не только хлеба, но и зрелищ! — фыркаю я и приземляюсь на выдвинутый для меня стул.

А надо было меньше возиться с феном, Вика! Приспичило выйти с нормальной укладкой? Не хотелось допускать на новом платье ни одной капли воды — шелк этим и испортить можно, ну и вот!

— У нас еще все будет, — мягко сообщает мне Яр, будто ощущая всю степень моего разочарования. Ой, ну не так уж я и расстроилась, что не увидела его с ножом и в фартучке. Вот если бы он только в фартучке был, все остальное сняв — вот тогда да. Вот это было бы обломненько.

— У тебя уже план на все две недели имеется? И меню продумано? — фыркаю я, стараясь игнорировать неожиданно наметившееся потепление в моей зимней душе, начавшееся строго в тот момент, когда мы с Яром встретились глазами.

Таять от одного его взгляда? А ему там не жирно вообще?

— Я смею надеяться, что ты решишь продлить меня по окончании этого срока. В рамках оговоренных тобой границ, разумеется, — пальцы Яра впервые за вечер прикасаются ко мне. Причем даже не просто касаются, так, что простреливает от макушки до пяточек, а скользят по голой коже моих обнаженных плеч, задевают тонкую лямочку платья, оставляя после себя полоску будто бы обожженной кожи. И это — не простреливает. Это буквально лишает всякого желания двигаться в любую сторону, кроме как к нему навстречу.

Я запрокидываю голову, касаясь затылком рубашки Ветрова, и пальцы Яра пробегаются по моим волосам, глубоко в них забираясь, растирая уставшие виски.

Я уже и забыла, какой он бывает обходительный, когда сфокусирован на цели. От его пальцев, массирующих мне голову, разбегаются сладкие мурашки, мне аж хочется замурлыкать и поджать пальчики от удовольствия. Определенно мы движемся в правильном направлении!

— Давай все-таки поужинаем, — Ветров будто приходит в себя и с досадой убирает от меня руки. Ай-яй, а я уже почти настроилась

Но — ужин так ужин, надо же попробовать, чем он собрался меня травить! Ой, простите — нужно же распробовать шедевры Ветровской кулинарии!

— Признавайся, где ты прячешь шеф-повара итальянского ресторана? На балконе? — с любопытством уточняю я, наматывая на вилку особенно длинную тальятеллину. Возможно, это слово не склоняется, но как еще более убедительно описать, о чем я веду речь?

Яр таинственно ухмыляется. Это, конечно, не тот вопрос, который нельзя оставлять без ответа, но все-таки, если уж он не торопится удовлетворять меня как положено — можно накормить хотя бы мое любопытство?

— Так у меня все получилось? — его голос звучит так, будто он и вправду переживал за результат. Будто и не для меня эту пасту наколдовывал, а для ресторанного критика, от отзыва которого зависела вся его дальнейшая карьера. — Тебе нравится?

В том-то и беда, что мне нравится. Это, казалось бы — обычные тальятелла, обычный соус карбонара — но такая вот деталька — именно карбонару мы с ним трескали на самом первом нашем свидании. И несколько лет после этого отмечали этот день именно ею… Символично так.

И она у него вышла идеально, будто он реально привез её из ресторана такой вот тепленькой и просто разложил по тарелкам. Другое дело, что будь все так — не успел бы запах готовящейся еды настолько плотно пропитать кухню, если бы этот ужин просто разогрели.

Яр делал пасту сам. И справился! А сейчас смотрит на меня, будто отличник на учительницу, в нетерпении ожидая от меня новой пятерки в дневнике.

— Самую малость передержал соус, — я все-таки придирчиво морщу нос, тщательно отыгрывая предложенную мне роль великого критика, а потом не удерживаюсь и все-таки фыркаю, — признавайся, ты планируешь бросить юридическую карьеру и удариться в покорение кулинарных Олимпов?

В кои-то веки мне удалось проковырять его самообладание настолько, что Яр, прихлебывающий воду из стакана, аж закашливается от смеха, его одолевшего. И продолжает ржать, даже справившись с кашлем.

— И что смешного? — я требовательно морщусь.

— Три часа мастер-класса! — просто выдыхает Яр. — Три, Вик. Какие уж тут Олимпы, если столько времени у меня ушло на обучение приготовлению одного простенького блюда? Нужно сказать, у Андреаса дергался глаз от меня на шестой моей попытке. И даже она не была идеальной.

— Ну, сейчас-то вышло, — я более придирчиво кошусь в тарелку, пытаясь узреть там хоть один косяк.

— Это потому, что для тебя, Ви, — улыбается мне прямо в глаза, гад этакий. Весь из себя такой искренний, сложно даже найти к чему придраться.

Я и не нахожу.

— Так значит, три часа мастер-классов? — я лукаво задираю брови. — Когда ж ты их проходил? В рабочее время? Я уже могу накатать на тебя кляузу об использовании служебного времени в личных целях?

— Можешь! — Ветров строит покаянную физиономию. — Только сразу предупреждаю, я себе выбил плавающий рабочий график. И ты ничего не докажешь. Андреас будет молчать и беречь свою репутацию.

— Вот черт, — трагично вздыхаю я, — а я уж думала, что так смогу занять твое место и крикнуть “Это Спарта” напоследок.

— Какая ты у меня коварная, Викки…

Господи, как давно такого не было.

Как давно на моей душе не было настолько тихо и трепетно, как давно я каждый пойманный горячий взгляд не отмечала в уме еще одной галочкой как полученное достижение.

“Разговаривать с бывшим мужем более пятнадцати минут и даже получать от этого удовольствие” — статус достижения “легендарный”. Такого предсказать никто не мог...

“Получить пятьдесят откровенных взглядов за один вечер” — достижение разблокировано.

Напряжение между нами нарастает — кажется, весь воздух между нами гудит, будто в нем роятся злющие, голодные осы.

И все же — он держится. Медленно продляет нашу с ним агонию, хотя чем дальше — тем меньше приличных мыслей становится в моей голове, даже при одном только скользящем взгляде на вилку в его руке. В пальцах. В таких чутких, умелых, сильных пальцах…