Варвара даже не обиделась. Ну что на них обижаться. Взрослые мужчины, а играют в школьные игры: кто кому иголку в портфель подсунет. Быть занозой в чьей-то заднице в ее планы не входило.

– Что за срочность, старушка моя? – сказал Борис, усевшись на ее стуле. Ну, конечно, других на кухне нет. Ну почему гости норовят заграбастать ее любимое место?

– Ты должен меня выслушать, – сказала Варвара, возвышаясь над братом в его футболке. И руки скрестила на груди.

– Не оставляешь мне выбора… Завари кофе.

– Кофий не держим-с, – привычно ответила она.

– Ну, тогда заливай кипятком сухую траву.

– Это не трава, а лучший дарджилинг.

– Заваривай, не важно, чем мучиться…

Угощать позднего гостя Варвара отказалась: не время чая. Дело слишком серьезное. Она стала рассказывать, детально, подробно, приводя аргументы и доводы. Борис слушал внимательно, даже снял шлем с шарфиком. Только поглядывал на фигурки и прочих немых актеров.

– Понимаешь, чем это может кончиться? – закончила Варвара.

Борис взял яблоко, потер о рукав футболки нашей сборной и с хрустом откусил. Крякину пришел конец. Даже на сцену не успел выйти.

– Игнатьев не поверит, – проговорил брат ртом, набитым яблоком. То есть Крякиным.

– А ты веришь?

– Я не могу вмешиваться, дело ведет СК. Тем более доказательств никаких, одни предположения, – он кивнул на фигурки. – Опять поиграла в «театр разума»?

Варвара пожалела, что проболталась брату о своем секретном театре. Теперь будет тыкать по любому поводу.

– Сняла с полки, чтобы протереть от пыли, – ответила она. – Так что делать? Ждать, чтобы эти люди добились своего?

Яблоку пришел конец. Борис тщательно выел мякоть и отправил огрызок в окно. Бросок был сильным, остатки Крякина могли долететь до канала. Если не упали кому-то на голову. В культурной столице иногда окурки из окон падают.

– Нужен хоть один веский аргумент.

– Сколько угодно! Исторические примеры: дело Тичборна в Англии, дело Мясницких и дело Гилевича у нас.

Борис только отмахнулся.

– Ты еще вспомни царевича Лжедмитрия или княжну Тараканову.

– Нет, там совсем другой был интерес… Борь, что делать?

В задумчивости брат теребил рогатый шлем.

– Надо подождать, – наконец сказал он.

– Чего? Чтобы ее убили?

– До совершенного преступления сделать ничего нельзя.

– Крайковой и Лягочевой – мало?

Брат промолчал. Серьезным лицом скрывают отсутствие аргументов.

Варвара очень любила Бориса за то, что он ее брат. Ну и за ум, честь, совесть и так далее. Но согласиться не могла: да, он был прав с точки зрения закона. Но он был не прав. Потому, что закон требовал еще одну жертву. Чтобы завращались его механизмы. Этого Варвара допустить не могла. Она ведь обещала спасти Добронину. А слово надо держать. Особенно если дала его сама себе.

– Запрещаю тебе в это влезать, – заявил Борис с интонацией старшего брата и командира, привыкшего отдавать команды.

Только Варвара не его подчиненный. Она его сестра. Подчиняется лишь себе.

– Хорошо, я не буду, – послушно сказала она. – Ты можешь помочь мне проверить некоторые факты? Ничего опаснее архивной пыли.

Борис вздохнул. Он хорошо понимал, как нелегко приходится Игнатьеву.

– Что ты хочешь, старушка моя? – спросил он тоном страдальца. То есть обычным для мужчины, разговаривающего с женщиной.

От него требовалось сделать звонок. Всего один. Такой, чтобы перед Варварой распахнулись запертые двери.

Борис обещал. Провожая брата, Варвара буквально вытолкала его мимо Ингрид, которая выглядела опасно и загадочно в полутьме белой ночи. А брат проявил явный интерес.

Остаток ночи Варвара провела в жаркой полудреме. Встала рано, растолкала подругу.

– Ска врмни? – Ингрид еле шевелила губами, не разлепив веки.

– Восемь, – сообщила Варвара. – Птички поют, солнышко светит, пионеры маршируют.

– С ума сошла? – Ингрид стала отворачиваться на другой бок. Но ей не дали.

– У тебя газовый пистолет остался?

Тигрица издала мощный зевок.

– Где-то валяется…

– Планы на вечер есть?

– Нет… Дай поспать…

Варвара не дала. Потребовала, чтобы подруга была у нее сегодня не позже семи. И при оружии. Пусть газовом. Может пригодиться. Варвара не была уверена, чем кончится вечер. То, что она задумала, могло кончиться ничем. А могло непредсказуемо плохо. Настолько, что и газовый пистолет не спасет.

Придется рисковать, если по-другому никак.