Шрифт:
Закладка:
— Я римский император! — выпрямил вдруг спину мальчишка. — Я сын великого Ираклия! Они не посмеют!
— Я думаю, он скорее побоится отрезать тебе нос и сослать на острова, раз уж ты под моей защитой, — пожал плечами Самослав. — Впрочем, мое дело предложить, а ты уже решай сам.
* * *
Лагерь гудел как гигантский пчелиный улей. Воины получат по десять солидов награды, а это куда больше, чем мог принести обычному солдату или всаднику любой поход. Им пока выдали по пять рублей серебром, чтобы не лишать промышленность Словении будущих прибылей. Но даже это взорвало торговлю Константинополя, которая страдала без платежеспособного спроса. Плохо было с разменной монетой в Константинополе, а она и есть пища для мелких лавочников и купцов. Все торговцы столицы, которых разом обуяла жадность, ринулись к лагерю варваров. Их вывели из города во избежание недоразумений.
— Серьги! Серьги! — орал купец, размахивая своим товаром у лагерных ворот.
— Ткани! Лучшие ткани! — надрывался другой!
— А вот ковры!
— Платки, доблестные воины! — тряс купец цветастыми тряпками. — Купите своим женам и дочерям!
Горы серебра перекочевали из карманов воинов в пояса и кошели ромеев. И многие из них вертели в руках новенькие рубли с гордым профилем августа Самослава и его сына. Одно лицо чуть наползало на другое, напоминая барельеф неизвестных здесь Маркса и Энгельса. А вот на обратной стороне…
— Орел двуглавый? — удивлялись ромеи. — Диадема императорская над головами? Ишь ты! Затейливо! Ну до чего же работа добрая! И не скажешь, что варвары били!
— Да какие варвары, дурень! — непонимающе смотрели на него. — Это же благородного римского императора монета. Разве варвары могут красоту такую сотворить?
Воины еще тратили остатки денег, а обозные уже сворачивали лагерь и собирали телеги с воинской снастью, которая не понадобилась в этом походе. Сворачивался и походный госпиталь, где трудился лекарь Иржи, который прибыл совсем недавно. Он сидел на бревне и в сотый раз перечитывал письмо из Братиславы, что прислала ему мать. На его лице застыло дурацкое выражение, которое не сходило с него уже второй день. Он мечтал попасть в Братиславу, чтобы увидеть ту, кто поразил его сердце с первого взгляда. Ему плевать, что теперь его сгноят в нарядах за самовольную отлучку. Он всё равно увидит Ванду, а остальное уже неважно.
А в шатре императора стояли люди, без которых этот триумф если и случился бы, то уж точно опустошил бы казну. Скромные герои — Волк, Миха и Коста склонили головы перед двумя людьми в пурпурных плащах, перед отцом и сыном. Перед римским императором и цезарем, его наследником.
— Ну что же, герои, — сказал Самослав. — Премия вам и так полагается. Ну, скажем, по тысяче солидов. Сумма огромная, сам знаю, так что не благодарите. Заслужили. Получите и по ордену за заслуги. Но я, помимо этого, выполню по желанию каждого из вас.
— Мне не надо ничего, великий государь, — помотал головой Волк. — Я службу свою исполнил.
— Сын подрастает, Волк, — прозрачно намекнул князь. — Может, ему дом на Малой Новгородской пригодится? В самом начале один участок есть…
— Ох! — обрадовался Волк и растянул в улыбке щербатый рот. — Благодарствую, государь!
— Теперь ты, сержант Тайного Приказа Михаил, — император повернул голову в сторону Михи. — Говори чего хочешь.
— Учиться хочу, ваша царственность, — сказал тот и показал подбородком в сторону Косты. — Чтобы таким, как он стать.
— Поедешь с нами в Братиславу, — благосклонно кивнул князь. — Лучшее образование получишь. А потом очередное звание присвоим. Теперь ты! — князь с любопытством рассматривал невинную рожу Косты. Впрочем, он ничуть не обманывался на его счет. Самослав уже отметил отсутствие коллективного обморока после оглашения чудовищной суммы премии, и правильные выводы сделал. Скроили-таки, сволочи, только как — непонятно. Там же двести человек было. Но делать он ничего не станет. Не пойман — не вор. Ведь казна еще и в огромной прибыли после этого похода останется.
— А я жениться хочу, ваша царственность, — поклонился Коста. — И непременно на дочери боярыни Любавы. Прошу вас моим сватом быть.
— А у него губа не дура! — захохотал Самослав и повернулся к стоявшему рядом Деметрию, который совершенно растерялся и теперь не знал, что сказать. — Видел? Он дочку самого маршала в жены захотел!
— Нет! — замотал головой Коста. — Мне дочку маршала не надо. Я хочу на дочери боярыни Любавы жениться. Слышал я, что это предостойнейшая девица. Я и выкуп богатый готов за нее заплатить. Целую тысячу солидов!
* * *
Вечером, когда в шатре императора остались только старшие сыновья, Берислав спросил.
— Отец, а почему ты выбрал имя Николай? Ведь можно было выбрать имя, куда более подходящее моменту. Имя–знак. Имя-символ!
— Этого святого почитают в обеих империях, — усмехнулся Самослав. Не говорить же, что он выбрал то имя, с которым родился когда-то.
— Понятно, — с каменным лицом бросил Берислав. Было видно, что ответом он не удовлетворен. — Я прошу, в честь праздника выполни одно мое желание. И тогда я стану самым преданным сыном из всех. Я исполню твою волю, даже если ты мне прикажешь войти в горящую печь.
— Чего ты хочешь? — удивленно посмотрел на него Самослав. — Если это в моих силах, я исполню, конечно.
— Я хочу жениться, — Берислав покраснел, а его старший брат захохотал так, что у него слезы на глазах выступили.
— Вот это наш святоша дает! — всхлипывал Святослав. — Силен!
— Ты ведь уже женат, — удивленно посмотрел на сына император. — И ты христианин!
— А ты? — твердо взглянул на него Берислав. — Разве ты не христианин?
— Проклятье! — поскучнел Самослав. — Твоя мать! Я пока не нашел решения этой проблемы. Попы меня заживо съедят теперь.
— Я решу твой вопрос с мамой, а ты позволишь мне взять вторую жену, — предложил Берислав.
— Но как? — подался вперед Самослав. — Как
