Ночь застала Блажку, когда она еще ехала по горам. Обитатели Плавок раскрыли свое присутствие только с наступлением темноты. С выступов на склонах спустились шестеро мужчин и преградили ей путь. Еще столько же спустилось сзади. Блажка зарядила арбалет. Не дожидаясь, пока бандиты сделают ход, она двинулась к группе впереди.

– Я ищу Яму Почета.

Один из мужчин отделился от товарищей. Долговязый, в грязной одежде, смрад которой достиг Блажкиных ноздрей прежде, чем луна осветила его черты. Длинные тонкие волосы безвольно свисали из-под жалкой шляпы, все в какой-то саже. Ремни на его поясе тяжелели от веса ножей.

– Мы могли тебя схватить, – заявил мужчина. – Или еще можем.

Это вызвало грубый смех его подельников. Группа у Блажки за спиной продолжала сокращать расстояние до нее. Она чувствовала их приближение.

Она направила арбалет на говорившего.

– Я не хочу этого делать, хиляк. Отведи меня к Яме, или я выпущу эту стрелу тебе в рот.

– Выпустишь – мои люди тебя убьют.

Блажка недоуменно хмыкнула.

– Странная угроза. Ты будешь мертв. Или ты думаешь, месть вернет тебя к жизни? Подумай. Если ты продолжишь нести херню еще миг, я тебя убью. И ты будешь не последним. Твои люди, может быть, попытаются стащить меня с этого свина, прежде чем я вырвусь, но это дурной свиной сын. Он наверняка забьет даже больше, чем я. В любом случае я увижу, чем все закончится. А ты нет.

Палла не был Щелкочесом, поэтому она не знала, сколько в нем скрывалось дури, но варвар есть варвар, так что Блажка не кривила душой. В этом не было никакого блефа, который эти говнюки могли бы унюхать.

Прошло несколько безмолвных мгновений, прежде чем мужчина поднял руку. Бандиты сзади перестали приближаться.

– Естественно, я просто пошутил, – объявил мужчина с веселой искренностью, которую трудно было отрицать. – Позволь нам стать твоими проводниками.

– Мне не нужна дюжина хиляков, чтобы что-то сделать. Просто покажите мне дорогу.

– Разумеется!

С губ говорившего сорвался свист, и он крутанул головой. Бриганты зашаркали прочь, растворяясь в тенях перевала.

– Позволь я сам, Ясинто, буду сопровождающим.

Не дожидаясь ответа, долговязый тронулся с места.

Готовая сдержать обещание и всадить стрелу ему между лопаток, если его сообщники появятся снова, Блажка двинулась следом. Они не пробыли в проходе долго. Ясинто начал продвигаться в сторону склонов, и вскоре они уже пересекали горную тропу. Когда тропа наконец стала пролегать вдоль гребня, огибающего склон, тот начал резко вздыматься. Достигнув вершины, Ясинто пересек скалу и стал спускаться с другой стороны. Они шли в темноте, небо давало лишь немного света, но Блажка с трудом понимала, как мужчине удается продвигаться столь уверенно.

Люди видели в темноте хуже полуорков. Черт, даже другие полуорки видели хуже Блажки. В детстве она раздражала Шакала с Овсом, когда они, играя после заката, не понимали, почему она видит те или иные предметы. Позже ее братья научились доверять ее зрению больше, чем других. Теперь она знала, что обязана этим своей эльфийской матери. В этом противном Ясинто уж точно не было никакой крови остроухих, и он наверняка шел, руководствуясь инстинктами и знанием местности.

Блажка пыталась запоминать дорогу, но это было невозможно. Они поднимались на полудюжину пиков и спускались с них, пересекали длинные гребни и короткие седловины, пока Блажка не стала задумываться: не ходят ли они кругами? Она была уверена, что они оставались на высоте, потому что видела внизу долины и проходы, реки и лагуны теней посреди освещенных звездами горных выступов. Наконец они начали спускаться, но лишь к чаше между двумя склонами, бывшей не более чем оспиной на горной местности.

Здесь, будто в хищническом приглашении, разинула свое устье пещера.

– Отсюда тебе придется вести свина, – сообщил Ясинто.

Блажка спешилась и взяла Паллу за свинодерг. В другой руке она держала арбалет.

Бригант цокнул языком.

– А это тебе лучше повесить на ремень. Мне моя жизнь важна. Тем, кто там, нет. И твоя тоже нет. Из-за заряженного самострела убьют нас обоих.

Быстро поразмыслив, Блажка убрала стрелу и отпустила тетиву. Когда арбалет оказался у нее на спине, она последовала за Ясинто в пещеру. Палла немного посопротивлялся на пороге, кряхтя и упираясь копытами, пытаясь трясти головой, но Блажка затащила его внутрь. Они прохлюпали в темноте несколько шагов, после чего раздались щелчки, эхом отозвавшись по пещере, когда Ясинто взял факел из бочки и, ударив одним из своих кинжалов по кремню, высек искры на пропитанную маслом головню. Когда зажегся свет, выяснилось, что это пещера на деле оказалась шахтой.

Ход был низкий, но широкий, а стены и потолок были изборождены бесчисленными ударами кирок. Земля шла под уклон, будто пищевод в горе. К тому времени, как они достигли ответвления, от входа оставались одни воспоминания. Ясинто повернул налево. Тоннель стал более извилистым, изгибаясь вдоль острых выступов. Вниз, все время вниз.

Звуки начали подниматься из незримой глубины, сперва как слабый шепот на грани слышимости и безумия, затем перерастая в глухое эхо, плывущее вдоль скалы. Свет факела больше не был необходим, потому что на стенах тоннеля стали появляться масляные лампы. Проход выровнялся и расширился, по всей длине вспухли выдолбленные камеры. У входа в одну из них толпились изможденные женщины. По годам это были девочки, но глаза выдавали в них злобных старух. Одна из женщин бесстрастно пригласила Ясинто присоединиться к кучке мужчин в камере, шумно занимавшихся шлюхами, которых там было вполовину меньше, чем снаружи. Бандит прошел мимо, пообещав вернуться. Прошагав еще немного, он осветил факелом другую камеру, в ответ на что изнутри донеслись раздраженные визги.

– Можешь оставить борова здесь.

Блажка провела Паллу внутрь. В тесном подземном хлеву было привязано три варвара, крупных и накормленных. Блажке показалось, что она узнала одного из них, но она не стала приглядываться. Она привязала Паллу к железному кольцу на противоположной стене, после чего повернулась обратно к своему проводнику.

– Идем.

Тоннель продолжился лишь на несколько десятков шагов, прежде чем снова повернуть. За поворотом в недрах горы была высечена довольно объемная камера. Воздух на такой глубине должен был быть прохладным и разреженным, но на Блажку резко обрушилась вонь немытых тел, людских и звериных экскрементов и чего-то еще, чего она не могла распознать, – острый, кисловатый запах. Внутри стоял оглушительный шум, порождаемый зажатой толпой перепачканных фигур. Мужчины дико кричали и гоготали в безудержном ликовании. Резкий свист и яростные вопли достигали оглушительной высоты. А подо всем этим находилось нечто еще, будто запах, нечто неименуемое. Оно походило на шум прибоя у берега, только не низкий, не убаюкивающий. Он был резкий, но не однородный, словно исходил от лавины шипящих змей.