– Привет, – поздоровалась она на ходу, ожидая, что Ваня, как всегда, не разжимая губ, буркнет в ответ свое «здорово». Но тот неожиданно повернулся и улыбнулся.

– Здравствуй. Давно тебя не видел. Где пропадала?

Ася едва не упала. Услышать от Вани столько слов за один раз было крайне необычно. И к тому же она вдруг ясно увидела, как он красив – лицо просто писаное, глаз не оторвать.

– Я в лагере была, – сказала Ася и с удивлением услышала, как дрожит ее голос.

– Везет, – с усмешкой произнес Ваня и, бросив окурок на землю, затоптал его ногой. – Я вот все лето здесь проторчал, в четырех стенах, с предками, будь они неладны. У отца инсульт.

– У дяди Феди? – испуганно переспросила Ася. – Давно?

Ваня кивнул.

– Еще в начале июня шибануло. Допсиховался наконец. Лежит вот теперь, судно за ним выноси, кашки всякие готовь, протертые. – Его глаза недобро сощурились, красивые яркие губы брезгливо скривились.

– А мама что? – поинтересовалась Ася, чувствуя привычную жалость к Ване, теперь уже за то, что на его плечах больной человек.

– Мама? – Ваня выразительно хмыкнул. – Нормально. Нового любовника себе завела и в ус не дует.

Никогда прежде он так не разговаривал с Асей, не посвящал в дела своей семьи, не делился с ней наболевшим, сокровенным.

Что-то случилось. Произошло, странное, непонятное и… прекрасное. Ася ушла домой и весь день думала о Ване. О том, какой он высокий и стройный, какие у него прекрасные грустные глаза и тяжелая, печальная судьба.

Вечером она подслушала, как бабушка говорит маме:

– Видала, как Клавкин вымахал? Вот кобель будет, девкам на погибель, весь в мать.

Асе сделалось невыразимо обидно за то, что бабушка так грубо говорит о Ване. Неправда все это! Никакой он не кобель, а просто несчастный, одинокий человек. Ему нужна помощь, у него ведь нет ни одного близкого друга. Кроме… ну да, кроме нее, Аси. Кому, как не ей, понять его, поддержать, утешить – ведь они знакомы с самого детства.

В эту ночь она заснула в счастливых мечтах. А наутро Ваня ждал ее у дверей квартиры.

– У тебя есть планы на сегодня?

Ася покачала головой.

– Нет, а что?

– Да ничего. Просто… думал, может, сходим куда-нибудь, прогуляемся? А то я с ума сойду целыми днями у постели зассанной сидеть.

– А… его можно оставить, дядю Федю? – несмело спросила Ася.

– Можно, отчего ж нельзя. Мать как раз пришла с гулянки, пусть теперь она поломается.

– Тогда пошли, – согласилась она.

Они отправились в лес, благо тот находился неподалеку. Стояли последние дни августа, воздух был теплым и прозрачным, листва совсем еще зеленой. Пахло хвоей и грибами, на березовом суку сидел дятел в красной шляпке и деловито долбил клювом пеструю кору.

Ваня шел впереди, молча, иногда носком кроссовки поддевая валяющиеся на дороге шишки, Ася чуть поодаль, за ним следом. Она еще ни разу не гуляла с мальчиком, вот так, одна, без компании, и ужасно стеснялась, не зная, как себя вести.

Может быть, стоит подойти к Ване, взять его под руку, начать самой расспрашивать о чем-нибудь? Она хотела было, но он опередил ее. Остановился, дождался, пока Ася приблизится, и кивнул на длинное поваленное дерево:

– Смотри какое. Пойдем, посидим?

Они уселись рядышком, бок о бок. Прямо над ними, на верхушке молоденькой елки звонко заливалась какая-то птичка.

– Я, наверное, кажусь тебе странным? – спросил Ваня и заглянул Асе в лицо.

– Почему? – удивилась она. – Вовсе нет.

– Вот так, с ходу, взял и пригласил пойти гулять. Тебе скучно со мной?

Ася уже хотела ответить, что ей не только не скучно, а, наоборот, замечательно и интересно, как никогда, но вовремя сдержалась. Так, того и гляди, она ему первой признается, что он ей нравится!

– Нет, Ваня, мне не скучно. – Она улыбнулась. Спокойно, доброжелательно, как хорошему, старому другу.

– Знаешь, Ася, я так устал от всего этого. – Ваня низко опустил кудрявую голову. – Никому ничего не скажешь, все только смеяться будут. Иногда мне кажется, что я глубокий старик, и вся жизнь позади. Честное слово, не веришь?

– Верю, – тихо проговорила Ася. – Но ты не расстраивайся. Все будет нормально, дядя Федя поправится.

– Да я не об этом вовсе. – Ваня с досадой махнул рукой. – Черт с ним, с этим козлом, лишь бы спать давал ночью, а то вечно стонет, глаз сомкнуть не дает. Я о другом, Ася… – он замолчал, глядя прямо ей в глаза.

Она почувствовала, как щеки заливает румянец.

– О чем же?

– Понимаешь, мне нужен человек, который… ну, одним словом, понимал бы меня, мог выслушать, не перебивая, и… – Ваня запнулся, а потом спросил с тревогой: – Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедший?

Ася рассердилась.

– Почему ты постоянно решаешь за меня, о чем я думаю? Ты что, телепат?

– Не знаю, – он растерянно пожал плечами, – просто мне кажется, что я… никому не интересен со своими проблемами.

– Ерунда, – твердо проговорила Ася. – Очень даже интересен. Если хочешь знать… – Она остановилась, не закончив фразы. Не могла сказать ему, что вчера вечером думала как раз об этом.

Как удивительно все получается! Удивительно и складно: Ваня ищет человека, который бы его слушал и понимал, а она, Ася, мечтает им стать. Замечательно и просто, как музыка любимого Вольфганга Амадея Моцарта.

Ванино лицо вдруг изменилось, будто он и вправду каким-то невероятным образом смог прочитать Асины мысли – просветлело, стало нежным и решительным одновременно.

– Ты очень красивая, – его руки осторожно коснулись ее плеч.

Они сидели и обнимались – Ася много раз видела, как точно так же, в обнимку, сидят по вечерам на лавочках старшеклассники. Раньше она об этом и мечтать не могла, но теперь принимала все как должное. А потом Ваня поцеловал ее, неловко, неумело – видно было, что опыта в таких делах у него нет.

Они стали встречаться и проводить вместе почти все время. Мать и особенно бабушка резко протестовали против этого. Зато тетя Клава неизменно встречала Асю умилительной улыбкой и словами: «А вот и наша невестушка».

Поначалу все было хорошо: Ваня проявлял заботу и внимание, говорил ей комплименты и даже дарил дешевые шоколадки. Правда, взамен от нее требовалось терпеливо выслушивать долгие и душераздирающие исповеди, которые Ваня произносил почти ежедневно, блистая при этом поистине замечательным красноречием.

Он жаловался без конца и на все: на трудное детство, отверженность сверстниками, постоянный стыд за гулящую мать