видеонаблюдение не очень распространено. Но теперь поняла: их беззаботность говорит лишь о том, что никому не интересно наблюдать за ними. Но это не значит, что их не снимают.

— Это вторжение в частную жизнь, — рявкнула Марлоу.

Хани захохотала. Задорный смех, наполнивший квартиру, напомнил о том, что здесь когда-то жили люди. Потом она вдруг замолчала и задумалась. Она изучала Марлоу так пристально, словно та только что ожила и наконец стала интереснее, чем покрытая пылью мебель.

— Я рада, что ты так думаешь. — Хани встала и хлопнула в ладоши. — Тогда пойдем, — сказала она. — Наверняка кто-то из службы безопасности Архива уже продал информацию о твоем местонахождении.

Марлоу никогда еще так не злилась на саму себя. Надо же было ей писать адрес! Неужели она не могла его запомнить? (В том-то и дело, что не могла. С того дня, когда на нее надели девайс, ничего запоминать уже не требовалось, и теперь соответствующая часть мозга не функционировала.) Чутье ее не подвело: от бумаги одни неприятности. Она взяла с дивана рукописное письмо, неловко сложила его и сунула в карман джинсов.

— Когда я в прошлый раз ездила с тобой, моя жизнь оказалась разрушена, — сказала она Хани.

— Для меня, знаешь ли, та прогулка тоже обернулась не праздником, — ответила Хани. — И все же я пытаюсь помочь тебе.

Она спрыгнула с табурета и подвела Марлоу к окну. Внизу, на Восьмой авеню, сновали туда-сюда люди, все выглядели целеустремленными и вроде бы безразличными к местонахождению Марлоу. Но затем она увидела одно за другим два такси с мерцающей на крышах голограммой ее лица.

— Короче говоря, — сказала Хани, — люди уже в курсе, что ты находишься по этому адресу. Полагаю, ты догадываешься, что будет, если ты выйдешь отсюда одна. Моя машина за углом, у черного хода. Понимаю, что ты мне не доверяешь, но я твое единственное спасение.

Марлоу отвернулась к окну и посмотрела в потолок, притворяясь, что взвешивает несуществующие варианты. Над головой она заметила ряд белых зубцов — остатки снесенной или рухнувшей стены, которая когда-то, видимо, защищала диван от солнца, в конце концов обесцветившего обивку.

Хани наблюдала за ней. Марлоу взглянула ей в глаза.

— Мне было бы легче, — произнесла она, — если бы ты сказала, что тебе надо. Какой твой интерес.

Хани фыркнула.

— Вы, ребята из Созвездия, не видите ничего за пределами сценария. Здесь, в реальном мире, мы иногда делаем что-то просто так и ждем, что будет дальше.

Марлоу внезапно вспомнила урок этнографии в средней школе. Учительница долго распространялась о какой-то стране, где жители поливают спагетти соусом с перцем чили; это сомнительное сообщение вызвало лишь пустые взгляды, поскольку дети из анклава никогда не пробовали ни того, ни другого. Вдруг один ученик спросил у преподавательницы, что уникального, по ее мнению, в Созвездии, какие обычаи существуют только там. Конечно, очевидным ответом было бы «круглосуточная съемка и вещание на миллионную аудиторию». Но поскольку учительница не могла сказать это на камеру, она пустилась в рассуждения о городской архитектуре. У Марлоу имелся другой ответ, хотя она и не подняла руку, чтобы выразить свое мнение. «Мы видим сюжет кристально ясно, — думала она. — Мы относимся к людям как к персонажам. Вот что дает такой образ жизни. Вот что отличает нас».

Может быть, пришло теперь в голову Марлоу, она сумеет использовать эти навыки для собственной выгоды. Ведь она хорошо знала: обычно самый простой сюжет и есть самый лучший. Захватывающие повороты только откладывают неизбежное. Все элементарно. Марлоу изуродовала лицо Хани. Пусть Хани и не признается в этом, она наверняка мечтает о мести. И поскольку Марлоу это известно, она может идти на шаг впереди сюжета. Хани будет персонажем в истории Марлоу, а не наоборот. Марлоу твердо это решила.

— Ладно, — согласилась она. — Идем. — И неохотно добавила: — Спасибо.

Когда они шли следом за Матео к лифту, Марлоу старалась не поворачиваться к Хани спиной. Это ключевое условие, чтобы выбраться из передряги, заключила она, — никогда не терять Хани из виду.

* * *

Здание, где жила Хани, напоминало прямой зеркальный рог цвета розового золота, а квартира располагалась на самом верху. Благодаря стеклянным стенам возникало впечатление, что жилище окутано небом. Все внутри было белым: пол из выбеленного дерева покрывали белые ворсистые ковры, на них стояли белые замшевые диваны. Столы — обеденный, кофейный и журнальный — были в виде кубов из ослепительного цемента с узорчатыми мраморными столешницами. В противоположных концах помещения располагались гигантские островные камины из белой стали. Кухонная утварь фосфоресцировала перламутром. Перед холодильником склонился мужчина и с трагическим видом полировал его. Увидев Хани и Марлоу, он выпрямился и спрятал тряпку за спину, словно чтобы ее неприглядный вид не нарушал всеобщей белизны.

— Здравствуй, Дэвид, — приветливо обратилась к нему Хани. — Это Марлоу. Когда-то она откусила кусок от моей щеки.

Марлоу повернулась и удивленно уставилась на нее.

Но Дэвид только вежливо кивнул.

— Здравствуйте, мисс Марлоу, — ответил он и указал на холодильник. — Хотите воды или содовой?

Марлоу попросила воды и, когда Дэвид принес ее, пригляделась к красным прожилкам в его глазах и к неровной линии волос. Во сколько же Хани обходится живой домработник? Их теперь почти не сыщешь. Марлоу знала, что Хани работает комментатором в средствах массовой информации, — Жаклин, которая маниакально вела учет взлетам и падениям всех, кто когда-либо встречался им, еще много лет назад сообщила подруге, что Хани «этакий Христос для белого отребья — читает, понимаешь, проповеди, навязывает определенный образ жизни». Марлоу тогда поинтересовалась, какой именно образ жизни имеет в виду Жаклин, — к чему призывает Хани? Подруга не смогла вспомнить. Что бы то ни было, подумала Марлоу, потягивая воду, платят за это, прямо скажем, недурно.

Хани выдвинула для Марлоу стул из-за обеденного стола и, когда они уселись, обратилась к Дэвиду:

— Сделай нам, пожалуйста, чизбургеры. Марлоу никогда их не пробовала.

— Ничего подобного, — возразила Марлоу.

Хани пропустила ее замечание мимо ушей. Похожая на мышку чернокожая визажистка с птичьими ножками и падающими на лицо кудрями подошла и схватила Хани за руку.

— Здравствуй, Эльза, здравствуй, дорогая, — поприветствовала Хани девушку. — Знаешь Марлоу? Она укусила меня за щеку.

Эльза почти незаметно прерывисто вздохнула, но не отвлеклась от работы: она осторожно снимала девайс Хани с помощью медицинского спирта. Таким способом можно сделать это безболезненно, если никуда не спешишь, вспомнила Марлоу.

— Приятно познакомиться, — без всякого выражения произнесла Эльза.

— Мне тоже, — ответила Марлоу. — Она меня спровоцировала!

— Конечно! — засмеялась Хани. — В юности я обожала кого-нибудь подразнить.

Эльза не ответила. Она отдала девайс