находит обе формы в так называемой игре на поверхности. Прилагающаяся таблица показывает, как он рисует обе эти формы. Опыт был повторен спустя некоторое время в тот же день (см. таблицу). После того как больной нарисовал угол, вероятно, ему пришла в голову мысль, что оба конца а и b должны быть соединены. Нам бы показалось само собой разумеющимся, что это можно было бы сделать посредством прямой, тянущейся от а к b. Вероятно, больному это не казалось таким естественным; вместо этого он меняет направление, объединяя оба конца полукругом. Плохому результату способствовала предшествующая задача, согласно которой он должен был нарисовать круг. Он начинал рисовать совершенно правильно; только когда задача усложнялась, и ему было необходимо объединить идею трех сторон и треугольника, он сомневался в направлении и впадал в противоположность, не умея переключать предшествующие представления движения в отношении круга. Странно то, что этот человек с такой сильно нарушенной основной душевной функцией очень хорошо понимал вычисление. Он мог сам вести бухгалтерию, потому что запомнил написание чисел, все четыре операции вычисления, дату. Он мог различать сегодня, завтра, вчера и т. д. Но каждый раз он забывал всякое направление, если речь шла об образовании слов, распределении тонов или букв в пространстве.

Ребенку, который долго может заменять реальность фантазией, долгое время не требуется представление направления времени, и поэтому он возвращается в своем развитии.

Если я предположу, опираясь на наблюдения, что в онтогенетическом развитии мы раньше познакомились со временем, чем с длительностью, и лишь потом с направлением – я имею в виду лишь обнаружение этим длительности, а не ее оценку. Оценка длительности времени является очень сложной операцией, которую я не рассматриваю из-за недостатка времени. Я хотела бы лишь коротко упомянуть, что оценка длительности времени предъявляет общие механизмы с ритмом и способностью вычисления. Об этом в своей работе об афазии говорит Верком. Пиаже провел у детей разного возраста интересные исследования о действии с умножением. Исаак Шпильрейн327 для исследования механизма мышления при операциях вычисления проводил их в эмнеадической системе с различными испытуемыми людьми. Этим я хотела бы сравнить наши операции со сновидческим мышлением и поэтому была бы благодарна коллегам, которые смогли бы предоставить в мое распоряжение сновидение с вычислительными операциями.

Обобщая: своей задачей я ставила проследить отдельные функции мышления предсознательного в их сути и развитии, а именно на основе наблюдений подсознательного образного языка, детской речи, лингвистических результатов и патологических нарушений речи. В этом докладе речь идет об образовании понятия времени. Исследование выявило следующее.

От так называемых категорий мышления, которые не являются априорными, а апостериорными, сначала развивается понятие пространства, потом понятие каузальности и лишь в конце понятие времени.

Ребенок сначала узнает исключительно настоящее и непосредственно будущее, которое он, возможно, отделяет только посредством длительности! Это – быть «здесь». Со временем развивается представление быть «не здесь». Это нахождение «не здесь» сначала подразумевается в отношении пространства, «далеко, далеко-предалеко». В представлении нахождения «не здесь» лежит зерно для более позднего понятия прошедшего. Сначала развивается идея о длительности; идея направления следует лишь после этого. Оценка длительности времени появляется еще позднее:

а) сновидение не может представлять время как направление328;

б) направление в сновидении превращается в длительность;

в) прошедшее время более самостоятельно в своих средствах выражения и противопоставляется настоящему и будущему, которые образуют больше одного блока;

г) прошедшее в сновидении не является по-настоящему прошедшим, а «бытием-не-здесь», соответственно, «бытием-уже-не здесь»;

д) временное представляется посредством пространственного.

Предсознательное способно к очень точной оценке длительности времени. Но эта оценка длительности времени осуществляется не в сновидении, а происходит в образном мышлении, которое проходит параллельно с сознательным мышлением; это такое образное мышление, которое еще не является сновидением, которое мы обычно не замечаем вне гипнагогических состояний, даже если оно сопровождает все наши сознательные мысли и помещается в его своеобразный язык, возможно, эти мысли и дальше обрабатываются.

Предсознательное мышление относительно способности оценки длительности времени обдумывается сознательным мышлением. Здесь речь идет о способности, которой наши предки владеют лучше нас, которую мы, очевидно, утратили. Происходит ли это потому, что мы более сознательны и думаем узконаправленно? В одном случае, когда оценка длительности времени символизировалась, это произошло посредством оценки пространства (оценка длины пути).

Лингвистические знания выявляют результаты, поразительно похожие на выводы исследований сновидения.

Недостающее понятие направления времени соответствует неспособности различать контрасты. Для каждой новой психической функции заново должны изучаться удержание направления и исключение контрастов. На примере вышеупомянутого случая афазии мы увидели, как больной, который так хорошо ориентировался во временных задачах вычисления, оказывался несостоятельным при пространственной ориентации определенного рода и впадал в противоположное направление.

Почему сновидение и ребенок не различают контрасты при направлении времени? Потому что оба сначала нуждаются исключительно в заключительном или будущем направлении, они переживают их, поэтому не замечают. Что желают – именно тут, в действительности, или в фантазии. Реальность постепенно вынуждает ребенка жить в противоположном направлении, а также знакомиться с неспособностью и разрушением. Поэтому образуется идея антагониста, и посредством подавления этого антагониста – понятие направления.

Подводя итог, я хотела бы выполнить приятную обязанность и выразить господину профессору Балли мою сердечную благодарность за ценный интерес, который он проявил к этой маленькой работе.

Несколько маленьких сообщений из жизни детей

(1927—28)

I. Отказ от желания с начинающейся сублимацией

Олечке двух с половиной лет не разрешалось есть шоколад из соображений здоровья. Чтобы ребенок заранее научился овладевать своими желаниями, мать настаивала на том, чтобы, как и раньше, запретное лакомство ели в присутствии ребенка. Олечка покорилась: она не просила шоколад для себя, но вместо этого постоянно держала свою ручку в кармане своей матери рядом с шоколадом (у матери была привычка класть шоколад в карман пальто). Кроме того, малышке нужен был шоколад не для еды, а лишь для игр, при этом она месила и разрезала на части завидный кусок. С упаковочной бумагой от шоколада ребенок обходился с большой нежностью и особенно охотно играл с ней.

В то время как она сама должна была отказаться от удовольствия, она хотела пережить это удовольствие в других людях. Так, она потребовала, чтобы мать съела шоколад; в то время когда мать ела, ребенок широко раскрывал свой ротик и подражал жевательным движениям.

II. Дурная привычка кашлять

Старшая (на шесть месяцев) сестра Олечки Кося кашляет. Отец в шутку показывает им страшный звук «О!», малышка смеется и намеренно кашляет еще пару раз. Удивившись, родители повторяют несколько раз