Соня

Ногу простреливает такая боль, что я падаю на траву и начинаю жалобно скулить. На глаза наворачиваются слёзы, обида душит изнутри. Эти ощущения я уже испытывала два с половиной года назад. Точь-в-точь. Решающий матч, достойная игра и в шаге от победы — перелом ноги. Только в этот раз я не была близка к выигрышу. Играла, откровенно говоря, плохо.

Передо мной возникает высокая фигура тренера. Илья Степанович присаживается на корточки и качает головой. Снимает кроссовок, ощупывает ногу со всех сторон.

— Ай, больно!

Я его подвела… Я так сильно его подвела, а он столько труда в меня вкладывал!

Следом за тренером подбегают судьи. Игру останавливают, мне засчитывают поражение. Одно из самых заслуженных.

Медработники, соперница по имени Дана и много незнакомых лиц появляется передо мной одновременно. К ноге прикладывают холодный компресс, который немного облегчает болевые ощущения.

— Отвезем тебя в больницу, — произносит тренер. — Нужно сделать снимок и понять в чем дело.

— Хорошо.

— Сейчас ребята принесут носилки.

Я согласно киваю. Как же невыносимо смотреть в глаза человеку, которого подставляешь уже который раз. Не нужно было Илье Степановичу в меня верить. Прошедшей ночью я думала о чем угодно, но только не об игре.

В ожидании медперсонала со всех сторон до меня долетают ненужные советы и указания. Информация вперемешку. Я ничего не слышу и не соображаю.

Соперница дружелюбно похлопывает меня по плечу и искреннее сочувствует, усиливая растущую внутри обиду на саму себя. И в этот момент, оторвав взгляд от рассматривания чуть припухшей ноги, я замечаю приближающегося ко мне… Ярослава. Мои глаза расширяются от удивления, сердце пускается вскачь, а неконтролируемая волна эйфории прокатывается по всему телу. Присутствующие на корте люди вовсе перестают меня волновать.

— Перекладывайте её, — звучит будто в вакууме голос тренера. — Только осторожнее!

Тучный усатый мужчина подхватывает меня под руки, перемещает на носилки и предлагает прилечь, но я словно завороженная смотрю на Ярослава и больше всего на свете боюсь, что он не успеет — меня увезут и я не скажу ему ни слова.

— Яр! — выкрикиваю громко.

Он взмахивает рукой, приближается. Безумно красивый и такой… родной. Я испытываю смешные чувства. С одной стороны почему-то очень рада его видеть, а с другой ощущаю смятение из-за того, что он наблюдал мое поражение на корте.

— Ты как? — спрашивает Жаров, склонившись над моим лицом.

— Я проиграла. Ты видел?

— Ничего страшного.

— Боже… Что ты здесь делаешь?

Илья Степанович нервничает и поторапливает людей.

— Тоже соскучился, — отвечает Ярослав.

Меня начинают нести на выход. Суматоха, фотовспышки, голоса зрителей. Я смотрю на отдаляющегося Жарова и чувствую, как в уголках глаз собираются слёзы.

— Всё нормально, Сонь. Я поеду следом, — отчётливо проговаривает Яр.

Я киваю и ложусь на носилки. Успокаиваюсь.

В машине скорой помощи понемногу прихожу в себя. Внятно отвечаю на вопросы и подсказываю, где болит больше, а где меньше. Шок постепенно проходит, и я начинаю искать некие различия между ситуацией, которая случилась два с половиной года назад и сейчас. Очень хочется верить, что у меня не перелом. Что угодно, но только не он. Пожалуйста…

Оказавшись в кабинете травматолога, я с облегчением выдыхаю. Врач ничего конкретного не говорит пока не сделают рентген, но утешает и подбадривает, что критически-страшного ничего не видит.

— У тебя растяжение связок, София, — выносит вердикт часом позже.

Мне кажется, что в этот момент я готова броситься к нему на шею и расцеловать. Воспоминания после перелома ноги не самые радужные. Это месяцы беспомощности, боли и депрессии. Затем длительной реабилитации и усердной работы над тем, чтобы вернуться в строй.

У меня ребёнок. Моя чудо-девочка Вера. Я нужна ей здоровой. С ней просто нереально много нужно бегать.

— Назначаю тебе полный физический покой на некоторое время, — произносит травматолог, заполняя карту. — Холодные компрессы, противовоспалительные и обезболивающие мази. Тугой эластичный бинт. И пока всё.

Я киваю словно китайский болванчик и много раз подряд благодарю. Врач помогает мне подняться с кушетки и просит лишний раз не ступать на ногу. Пока ведёт к двери даёт много полезных советов, которые почти мгновенно выветриваются из головы. Единственное, что я запоминаю — как только окажусь в отеле, желательно положить ногу на небольшое возвышение.

Едва я выхожу из кабинета как мой взгляд упирается в Ярослава. Он сидит в кресле напротив, широко расставив ноги и уперев локти в колени. Задумчиво смотрит на плиточный пол. Как только слышит шум, медленно поднимает на меня свой взгляд. Я тону в его карих глазах-омутах. Так глубоко и безнадёжно, что по коже гуляют мурашки.

Яр поднимается с места и берёт меня под локоть. Вместе с тренером внимательно слушает вердикт врача.

Илья Степанович изучает лист назначений, потирает ладонью колючую щетину и тяжело вздыхает.

— Охо-хо… Ну что, Валенцова. Отлеживайся. Этот чемпионат нам не светит.

— Простите меня, пожалуйста, — произношу жалобным тоном.

— Да что уже, — отмахивается тренер.

Он быстрой походкой направляется на выход из больницы. Глядя на его сутулую спину, моё сердце непроизвольно сжимается. Я не хотела. Честное слово, не хотела. Надеюсь, что Илья Степанович остынет и не будет на меня злиться.

Яр вызывает такси до отеля и спустя пять минут мы едем на заднем сидении комфортного автомобиля с новеньким кожаным салоном.

Я устало откидываюсь на спинку сидения и смотрю в окно. Позже созваниваюсь с бабулей. У неё и Верушки всё в полном порядке. Принимают гостей. Я не стала расстраивать родных по телефону и говорить им про травму. По приезду сами увидят.

Такси останавливается у центрального входа в отель. Прямо у высоких ступеней. Яр помогает мне выбраться на улицу, а затем подхватывает на руки и с легкостью несёт вверх. Пульс зашкаливает, голова кружится. Я крепко обнимаю его за шею и закусываю нижнюю губу.

Это нормально. Абсолютно нормально.

Но, боже мой, как же он обалденно пахнет!

— Какой этаж? — спрашивает Яр, когда мы попадаем в холл и видим у лифта огромную толпу людей.

— Второй.

— А номер комнаты?

Я неотрывно смотрю на воротник его рубашки.

— Двести четвертый. Тебе тяжело?

— Что? — усмехается Жаров. — Нет. Ты легкая как пушинка.