Рита

Выхожу на кухню, и зарываюсь носом в твою рубашку. Твоё сходство с Максимусом убило меня с порога. Но это полбеды. Меня тянет к тебе со страшной силой, хоть я и сопротивляюсь всеми четырьмя лапами. Никого не хочу пускать в своё сердце. С Никитой согласилась на свидание просто потому, что задолбал. Хотела перед ним распутную девицу разыграть, чтобы не лез больше ко мне. Никита ведь весь такой правильный. Ботаник из «хорошей семьи». И Костя из «хорошей семьи». И ты тоже, скорее всего, из «хорошей семьи». У меня совсем другая история. На долю моих родителей выпало много испытаний, но они любят друг друга, и это помогает им держаться на плаву. Обожаю их, но знаю, что в зубах должна принести домой что-то я. Рассчитывать мне не на кого.

Костин папа, Игорь Кириллович, клеит ко мне ласты. До вчерашнего дня я держала его на расстоянии вытянутой руки. Профессиональный опыт, полученный благодаря ему, бесценен. Но, похоже, визиты мои в его клинику закончились. Игорь Кириллович подвозил меня вчера и полез целоваться. Не сразу мне удалось отбиться. Хорошо дотянулась до кнопки блокировки дверей. Я выскочила из лакированного джипа, вбежала в подъезд и, перепрыгивая через ступеньку, добежала до шестого этажа. Дома закрылась в ванной и влезла под холодный душ. До утра мне не спалось. Вспоминалось обжигающее дыхание Игоря Кирилловича и то, как он положил мою руку себе на брюки, как шептал слова неприличные. Не могу я без любви принимать поцелуи. А любила в своей жизни только Максимуса. В мои двадцать два я всё ещё девственница. Может со мной что-то не так? Другие девчонки находят себе папиков и горя не знают. Но пузатые спонсоры не мой путь.

Выпутываюсь из полотенца и надеваю твою рубашку. Ткань приятно холодит тело, и вершинки моей груди твердеют от её прикосновения. Мне стыдно себе признаться, но я хочу вернуться в комнату и продемонстрировать тебе мой новый наряд. Смотрю на себя в отражение оконного стекла: мужская рубашка с одним рукавом на моём тощем теле смотрится забавно. Мир высокой моды, ни дать ни взять. Вздрагиваю от твоего крика.

— Марго!

Оглядываю себя ещё раз. Коротковата кольчужка. Обматываю бёдра полотенцем, напускаю на себя строгий вид и возвращаюсь в комнату.

— Чего тебе? — подхожу к дивану и прикладываю руку к твоему лбу. Как никак, на мне ответственность, чтобы ты вышел из этой квартиры здоровым.

— А это зачем нацепила? — ты дёргаешь за полотенце, и я не успеваю его подхватить. — Такие ножки нужно показывать.

— Ах ты гад! — Я пытаюсь отобрать у тебя полотенце, но ты закидываешь его за спинку дивана. Здоровой рукой дёргаешь меня на себя. С трудом удерживаюсь, чтобы не рухнуть, и ты получаешь по щам. Разворачиваюсь и слышу вслед:

— Марго, прости!

Замираю.

— Посиди со мной, пожалуйста. После твоих уколов я безвреднее ужа.

От тембра твоего голоса внутри меня всё вибрирует. От цитрусового аромата кружится голова. Ты притягателен до невозможности. Чёрт тебя дери! Почему, собственно, нет? Я возвращаюсь и сажусь на диван.

— У тебя глазки усталые, забирайся ко мне, — твоя улыбка обезоруживает.

Я прикидываю, что снотворное должно скоро подействовать и достаю из сумки книжку.

— Хочешь я тебе почитаю «Мастера и Маргариту»[1]?

— Такого мне ещё не предлагали, — уголки твоих губ подрагивают. — Почитай.

Я забираюсь на диван с ногами и сажусь у стены, подсунув себе подушку под спину. Открываю книгу.

— Можно я тебе пяточку помну? — просишь ты.

— Такого мне ещё не предлагали, — улыбаюсь я, повторяя слово в слово твои слова.

— Это единственное удовольствие, которое я могу тебе сегодня доставить, — ты протягиваешь руку, и я вкладываю свою ступню тебе в ладонь. Ты усмехаешься. — Меня реально подрубает с твоего снотворного. Но спать я хочу с тобой.

— М-мм, — стону от удовольствия, стоит тебе пройтись пальцами по поверхности стопы. Мне кажется, что мы знакомы с тобой сто лет.

Сонные бесенята прыгают в твоих глазах, и ты, закусив губу, с усердием приступаешь к массажу. Я читаю с выражением и вижу, что ты с интересом слушаешь. К концу первой главы ты засыпаешь. Я откладываю книгу и вытягиваюсь рядом с тобой. Вглядываюсь в твои черты лица, провожу тыльной стороной ладони по твоей колючей щеке. Касаюсь её губами, нарушая профессиональную этику. Ты спишь, чуть приоткрыв рот.

— Спокойной ночи, — шепчу я.

* * *

Фрол

Просыпаюсь утром и не сразу соображаю, где я. На одном моём плече покоится светлая девичья головка, а на втором белеет повязка. Губы сами собой вытягиваются в улыбку. Достаточно вспомнить твоё вчерашнее дефиле в моей рубашке, чтобы окрепла мужская сила.

Странное дикое желание попробовать тебя сонную на вкус. Смотрю на твои аппетитные, чуть припухшие со сна губы. Девочка сладкая. Я не выпущу тебя из постели, даже если будешь умолять. Не обессудь. Аккуратно, чтобы не разбудить, я поворачиваюсь набок и убираю пряди светлых волос с твоего лица. Ладонь моя замирает на твоей щеке, когда ты задерживаешь дыхание. Неужели проснулась? Глаза закрыты, но веки подрагивают.

Веду пальцами к шее, задерживаюсь на голубенькой венке. Что со мной? Умиляюсь так, словно тебя только что вытесали из моего ребра и мне подарили. Маленькая родинка во впадинке ключицы, хрупкие косточки. Хочется пройтись губами по всей этой нежнятине. Кончики дрожащих пальцев горят от соприкосновения с твоей шелковистой кожей. Чертыхаясь, выковыриваю пуговицы из петлиц рубашки и распахиваю её полы в разные стороны. Маленькая грудь, увенчанная вершинками цвета крем-брюле, пробуждает во мне голодного людоеда. Лежишь, не шевелишься. Глаза закрыты, но веки подрагивают. Что же ты делаешь со мной, девуля?