…Плавно растаяло и лицо сфинкса. Воздух стал невероятно чистым, даже хрустальным. Послышалось утреннее пение птиц, гудки автомобилей, наконец-то вновь вернулся шум просыпающегося города. Я бросился к пошатывающемуся Фамильяру, обняв его за шею. Призраки реально покусали его, мой кот хоть и тяжело дышал, но всё ещё горел азартом боя.

– Убью, зарежу, растопчу, порву на тряпки, как хочу! Размажу, выну потроха, не доводите до греха осатаневшего кота, не то… не так… не тут… не та…

– Успокойся, мы им показали. Как я понимаю, это было последнее нападение, они больше не придут.

– Уверен в том, что говоришь? Ядрёна мышь…

– Твой хозяин прав, – раздалось за нашими спинами. – Они получили, что хотели.

Мы обернулись и наперегонки бросились вперёд. Гэндальф лежал на мостовой, его одежды, порванные в разных местах, искрились теми самыми чёрными пятнами болезни, от которой так хорошо помогла золотая паутина. Но сейчас он умирал прямо у нас на руках…

– Так вот о чём говорил сфинкс, – только сейчас дошло до меня.

Псы Анубиса преследовали нас вовсе не из-за того, что наивная блондинка назвала не то имя. Они должны были вернуть волшебную паутину, которую мы взяли без разрешения, хотя, возможно, достаточно было просто попросить. Это наш косяк. Исключительно и только наш, а они лишь восстанавливали справедливость.

– Гэндальф, прости, я не знал…

– Никто не знал, друг мой, – тепло отозвался он. – Обещай не скорбеть обо мне, и ты, кот, что притворяется демоном, вытри слёзы.

Фамильяр ничего не ответил, но демонстративно не стал вытирать злую слезу, скатывающуюся по щеке.

– Там, куда я ухожу, меня ждёт чудесный мир. А вы обещайте старику позаботиться о бедной девочке. У неё слишком большое сердце…

Это были его последние слова. Когда искры погасли, на мостовой не осталось ровно ничего.

Наверное, я простоял на коленях достаточно долго, потому что, когда маленький котёнок лизнул мою руку, мне не было больно. То есть я ничего не чувствовал, хотя его язычок буквально содрал слой кожи с тыльной стороны ладони. Просто посмотрел на него, погладил по голове, прижал к груди, встал и пошёл. Брести до Банковой пришлось почти час, если не дольше.

В карманах ни денег, ни карт, ни сотового, ни даже ключей. Всё осталось в подвалах дома Брусницыных, куда непременно придётся наведаться. Сначала я прихрамывал и даже спотыкался, но потом как-то сумел выверить шаг. Мы прошли почти половину Васильевского острова, пересекли по мосту Неву, свернули на Дворцовую площадь, а уже оттуда было недалеко. Относительно.

Не говорили ни о чём. Кажется, и мыслей никаких в усталом мозгу не было.

На нас никто не нападал, мы никого не интересовали. Хотя мой статус «яжмаг вне закона» не изменился, позволяя любому представителю Света или Тьмы повысить свой рейтинг за счёт моей отрезанной головы. И, быть может, пару-тройку подозрительных взглядов в нашу сторону мне удалось поймать, но тем не менее кривые зубы не показал никто. Думаю, они просто не хотели рисковать, видя, в каком мы расположении духа…

Белая кобыла с барельефа повела себя странно. Вместо приветственного или предупреждающего ржания она вдруг отвернулась с презрительным фырканьем, словно бы я совершил какой-то непристойный, по её мнению, поступок. Но что со мной не так-то? Чёрный котёнок вдруг шлёпнул меня лапой, заставляя поднять взгляд.

– Чоткий Сотона-а!

На высоте третьего этажа, на нашем маленьком балкончике, спиной ко мне на перилах сидел длиннокрылый ангел в белых одеждах и пил кофе, а рядом стояла сияющая Нонна с блаженной улыбкой во всё лицо. Кажется, у меня на минуточку остановилось сердце. Или не на минуточку? Или не кажется?

– Сейчас я этому небесному павлину кофейник целиком в такой отдел задвину…

– Лучше двери открой, я без ключей.

– Хозяин врежет сам ему по почкам и насуёт по шее ангелочку?

В ответ я молча указал ему взглядом на дверь парадной. Котодемон вскрыл замок одним когтем. Охранные заклятия пропустили меня безоговорочно. Видимо, правнучка архангела попала в дом через распахнутую балконную дверь? Может, да, может, и нет.

Вполне допустимо, что магическая охрана уже считает её своей, а значит, запросто могла пропустить, образно выражаясь, не тронув и пальцем. Вот ангел не прошёл бы по-любому, именно поэтому она потчует его моим кофе на балконе как на относительно нейтральной территории. Странно, что меня это задевает? Он же её спас.

Фамильяр, прошедший сквозь стену, сбегал в мой рабочий кабинет и, вернувшись солдатским строевым шагом, вынес мне на передних лапах чёрный колдунский посох. Как я понимаю, с одной конкретной целью, и я не мог этим не воспользоваться. В конце концов, настроение было крайне неподходящее для гостеприимства…

– Простите великодушно, если не вовремя вмешиваюсь в вашу романтическую идиллию. – Я шагнул на балкон, вставая между девушкой и ангелом. Тем самым, который звонил нам в дверь и заглядывал в окно. – Но не могли бы вы унести отсюда ваш пернатый филей куда-нибудь в район Карпатских Альп?

– Куда? – не поняла Нонна.

– В задницу! К чертям собачьим! В смысле в задницу к чертям собачьим! Я могу уточнить, если очень нужно, мы, чёрные яжмаги, так называем голых мексиканских собачек с причёской в стиле панк-рок.

Ангел не ответил ни слова. На его прекрасном рафаэлевском лице вообще не отражалось ни одного чувства, кроме, быть может, благодарности за горячий кофе. Он аккуратно поставил чашку на перила и низко поклонился девушке. Моей девушке!

– И да, не хочу показаться невежливым, я искренне благодарю вас за спасение Нонны. – Расшаркиваясь на французский манер, я отвесил ему не менее церемонный поклон. – Но это мой дом, и только я решаю, когда и как приглашать гостей. Вопросы? А впрочем, и верно, какие ещё вопросы? Всё это формализм и чушь. Поэтому просто убирайтесь!

– Ярослав, вы… вы ведёте себя, как… – захлопала ресничками правнучка архангела, и мне пришлось замахнуться посохом, неслабо повысив голос: