— Ну ты, это, рассказывай… а вообще, нет, не рассказывай, — горланил Макей. — Дорога домой долгая, а то я переволнуюсь и все счета в банке перепутаю к чёртовой матери.

Банком в посёлке была маленькая комната в здании районной почты.

— Ладно, предприниматель, в банк, так в банк, — улыбаясь, согласился Роман, вспомнив все, мягко говоря, эксцентричные виды деятельности Макея.

Из посетителей банка на сегодня оказался один Макей, поэтому уже вскоре он занял своё место в повозке, с явно возбуждённым видом.

— Ты представляешь, Ромка, какие живоглоты, расплодили их тут… Пенни, видите ли, я им по кредиту не выплатил… Сволочи, готовы последнюю рубаху отобрать. Да что это я всё о себе, ты-то как? Поехал погостить и пропал с концами. Мы с Тихоновичем… да сосед твой, через дорогу, хотели уже в передачу «Найди себя», или как её там, не помню, в общем, написать хотели, был мужик — и нету… а чё? Вон сколько приличных людей пропадают, — продолжил без умолку балагурить Макей. — Да где ж ты был столько времени?

— В командировке… Длительной… За границей, — почти не соврал Роман. — Сам-то как? Бизнес процветает? Ты же, насколько я помню, страусовую ферму сделать хотел.

Макей, насупившись, махнул рукой.

— Да ну её, к лешему, эту ферму.

— Не пошло?

— Как, не пошло… Пошло… кредит взял, страусов закупил, в корма денег вложил, сам бы на них десять лет одну икру чёрную жрал, и в Турции отдыхал.

— И что?

— Да ничего. Зима пришла и передохли все. Не климат им тут, шеи у них голые… а я им что, свитера вязать буду? Или шарфы километровые, шеи их мотать. Одно слово, сволочи импортные, а я за них только вот недавно рассчитался. Машину продать пришлось… Теперь вот езжу на этих кабыздохах, как Махно в тачанке. Ну ничего, теперь я, Рома, всё учёл. Есть у меня задумка, кенгуров завести… Это такой типа заяц переросток, на задних лапах скачет по Австралии, чудно… Эти-то точно не замёрзнут, у них меху в три пальца. Да что это я всё про себя и про себя, чё дальше планироваешь?

— Домой доберусь, а там видно будет.

— Это правильно… — потом долго ехали молча, каждый размышляя о своём. Макей, то и дело искоса поглядывая на Романа, шумно вздыхал. Наконец, не выдержал. — Ты это, Ромка, лучше уж я тебе скажу, чем какая другая сволочь, пустой твой дом, заколоченный. Ты как уехал, Селеван, да, Серёга Селеванов, директор районной Лес. Загот. Конторы к твоей зачастил. Вот они с ним и снюхались, а полгода спустя, как ты пропал, она и вовсе к нему съехала. Такие вот дела… И ещё, пёс твой подох, видать от тоски. Ты только душу себе не рви, не стоит оно того. Ты вот чего… давай ко мне вечерком забегай, посидим, у меня настойка добрая есть… А? Ну чё молчишь-то?

— Да нет, Макей, спасибо, конечно, да только устал я с дороги, дома отдохну… — на том и порешили.

За три сотни лет, а именно столько просуществовал Сосновый Яр, основанный Казаками ещё при царице Екатерине, почти не изменился. Лишь вторая мировая, да развал союза, сократили его масштаб, урезав на две трети население. Даже сохранилась рубленная из лиственницы часовня, предположительно ровесница самой деревни. Пахотные когда-то земли колхоза, брошенные с переделами нулевых и разорившимися фермерами, вновь отвоевала тайга, мерно засеяв молодняком кедров и сосен. Дом встретил Романа усыпанной опавшими листьями верандой и замком на входной двери. Пошарив рукой в выемке косяка, он достал давно не используемый, уже подёрнутый ржавчиной запасной ключ и, открыв дверь, переступил порог. Супруга Романа, видимо, решившая повысить свой статус из «Жены без вести пропавшего неудачника Егеря», став супругой пусть мелкого, но чиновника, к своему переезду, отнеслась основательно, оставив после себя лишь то, что не посчитала ценным. Тут мнения супругов, к большому удовольствию Романа, значительно разнились. Все печатные издания в виде книг остались за рамками интересов экс-жены, и по-прежнему занимали свои места на полках и в коробках. Так же был предан забвению письменный стол со стулом и старенький диван, стоявший у камина тут же, в кабинете. Узнав, что дом давно пустует, продукты Роман прикупил в местном магазинчике, и теперь под потрескивание горящих в камине дров, устроил себе праздничный холостяцкий ужин. В этот вечер его никто не побеспокоил, так как Макей, ещё не успел поделиться новостью с односельчанами, охочими до сплетен. Миновал год и сырая, плаксивая осень вновь вернулась в сосновый яр, словно старуха, оплакивающая холодными дождинками слёз свою давно минувшую молодость и красоту. Настроение Романа было под стать погоде. Время, проведённое в Сосновом Яру, ещё более заточило грани его тоски, буквально доводя до отчаяния. Осознание того, что здесь окружённый, ленивой размеренностью, безопасностью и комфортом, он не живёт, а лишь бессмысленно отлистывает день за днём свою жизнь, как отрывной календарь. В казавшемся ему когда-то родном мире, он чувствовал себя абсолютно чужим. Роман с одержимостью умалишонного искал хоть какие-то намёки на существование возможности вернуться в ту реальность, которую узнал, где хмурое небо рвали всполохи выбросов, где свирепые монстры с лёгкостью способны затмить воображение люБого сумасшедшего художника, порой оказывались более человечными и преданными, чем чопорные, словно выхолощенные своей правильностью и толерантностью представители рода людского, и где осталась она… Та единственная, в ком он растворил свою любовь и душу. Порой, ему и самому казалось, что всё это просто плод воображения, нарисованный сознанием, повреждённым сказавшейся старой контузией, в результате чего он неизвестно где пробыл целых два года. Во всяком случае, так ему после медицинского обследования дали заключение врачи, которое он прошёл по настоянию старого армейского товарища, работающего ныне в ФСБ, благодаря помощи которого он сумел восстановить свои документы и работу, пробив стену наших бюрократов-чинуш. Лишь три камня странной формы, которые Роман хорошо спрятал от посторонних глаз, и лишь изредка, в минуту вновь нахлынувшей безысходности извлекал на свет, говорили ему о том, что всё, что с ним произошло — правда. Работа егеря сама по себе предполагает нечастое общение с большим количеством людей, но Роман сократил даже его, лишь иногда, когда это было необходимо, увозил отчёты о проделанной работе и встречал редкие комиссии проверяющих инспекторов в этих Богом забытых местах, и привозивших с собой толстосумов-охотников пощекотать нервы в охоте на медведя или волчьей облаве. Ожидая в один из таких дней приезда проверяющих, на его пороге оказался гость, которого он ждал