риторику и грамматику; надо сказать, утомительное занятие. Но у нас даже был учебник, один на всех. Написал его римский философ Гай Марий Викторин. Давая нам наставления, он прибегал к философии, устраивал дискуссии о summum bonum, то есть о том, что является самым ценным в человеческой жизни. Он думал, что это философия. А я думал, что он дурак, потому что франков не интересовала философия, а мне нравилось убивать франков. Подумай только, мне это нравилось! Мне ненавистна сама мысль об убийстве, однако я с удовольствием демонстрировал свое умение. В семнадцать лет я собрал нескольких крестьян из поместья моего отца и с двумя другими молодыми людьми ушел сражаться за Арморику, а точнее, за короля Малой Британии. Через несколько лет франкский король умер, а нового короля заботили теперь уже готы. Войны на какое-то время прекратились. Затем я узнал, что младший сын нашего короля, Бран, заключил союз с Артуром Британским, и я тут же собрался к нему. Я никогда не был в Британии и почти год не убивал ни франков, ни саксов, поэтому я взял свой отряд и поехал с Браном.

Полагаю, ты знаешь об этой войне и о том, как Артур добыл королевский пурпур, поэтому рассказывать не буду. В битве у Сиферна меня ранили. — Бедивер приподнял руку со щитом. — Удар был хорош, но не опасен. Однако рана загнила, а я, не боявшийся саксов, боялся лекарей и не пошел к ним, пока меня не отнесли. Руку спасли, но я едва не умер от лихорадки. Я лежал в монастыре, и теперь у меня было время подумать, скольких людей я обрек на такое же положение. Теперь такая мысль мне уже не нравилась. А значит, слава, которую я добыл в боях, бесполезна. Вот теперь я вспомнил наш учебник философии и пришел к выводу, что слава не относится к неоспоримым ценностям.

Три дня я пролежал между жизнью и смертью. На третий в монастырь приехал Талиесин, главный бард Артура. Не знаю, зачем он приезжал, но помню: когда он проходил мимо рядов раненых, мне показалось, что на его лбу горит звезда, и я подумал, что умер. Я крикнул ему, что еще не готов. Тогда он остановился, подошел ко мне и стал на колени. «А я полагаю, что готов, Бедивер ап Брендан, — сказал он, — но только не к смерти». Он повернулся к лекарю и заявил, что, по его мнению, лихорадка скоро пройдет. «Значит, ты пересмотрел кое-какие ценности в своей жизни», — снова обратился он ко мне. Раньше я не встречал Талиесина, и по-прежнему считал, что говорю с ангелом смерти. «Да, пересмотрел, — твердо ответил я. — Я глубоко раскаиваюсь!» «Вот и хорошо, — спокойно ответил он. — Имей в виду: ты жив, и будешь жить еще много лет. Ты поправишься, но не забывай о своем раскаянии. Хочу предупредить тебя: в жизни все не так просто. Верь и не удивляйся тому, что происходит». С этими словами он ушел, а лекари перенесли меня в другую келью, где было потеплее. Скоро меня перестало лихорадить, и я начал выздоравливать.

— Кто такой Талиесин? — спросил я. — То же самое говорил мне и король Луг при расставании.

Бедивер серьезно посмотрел на меня.

— В самом деле? — переспросил он. — Видишь ли, я не знаю, откуда родом Талиесин и кто были его родители. Думаю, никто не знает. Он великий поэт и великий целитель. О нем слагают легенды, некоторые очень странные, но достоверно почти ничего не известно. Могу твердо утверждать, что он не служит Злу, а слова его, сказанные мне тогда, оказались правдой. Я быстро оправился от лихорадки, но того, что чувствовал на пороге смерти, не забыл. Я спросил монахов, ухаживающих за больными, нет ли у них учебника философа Викторина, но они о нем даже не слышали. Книг в монастыре оказалось всего несколько, и среди них, конечно, Евангелие. У Матфея я прочитал о том, как был предан Иисус. Его хотели повести в узилище, а один из его учеников обнажил меч, желая защитить своего господина. И тогда Иисус сказал: «возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут». Тогда я решил, что больше не хочу убивать, а как только встану на ноги, вернусь в Малую Британию, осмотрюсь и уйду в монастырь, чтобы творить Добро. Я понимал, что отец рассердится, но решения своего не изменил. Так что, как видишь, мне знакомы твои сомнения.

— Но почему же ты тогда оказался здесь, в отряде Артура? Передумал?

Он тепло улыбнулся.

— Я встретил Артура. Я и раньше его видел, но разговаривать нам не приходилось. Он тоже побывал в монастыре. Приезжал навещать раненых. Летним вечером я сидел в саду и пытался читать. Он подошел ко мне, назвал по имени и спросил о моей ране; затем спросил, собираюсь ли я снова сражаться за короля Брана. Я сказал, что больше не хочу жить жизнью воина, хочу уйти в монастырь. Он удивился. Бран хвалил меня, как воина.

Тогда я объяснил ему, что привело меня к подобным мыслям, и знаешь, он понял! Он даже о Викторине слышал — читал о нем в книге некоего Аврелия Августина. «Но я не согласен с вашим Викторином, когда он рассуждает о высшем благе», — сказал Артур. «Думаете, слава и есть высшее благо?» — спросил я. «Нет, — ответил Артур, — но Августин говорит, что Зло — не самостоятельная субстанция, а отсутствие, отрицание Добра. И эта мысль находит отклик в моем сердце, потому что я вижу: исток Зла в слабости, трусости и глупости. Они легко переходят в ненависть и отчаяние, в то время как Добро действует. Поэтому мне кажется, что высшим благом не может быть бездеятельная вещь, висящая, будто картина на стене, в ожидании восхищения. Высшее благо — активное Добро!» Я возражал. «Викторинус говорит, что Добро, то есть Свет, существует во всем, ибо, если бы его не было, не существовало бы ничего. Но люди не догадываются об этом, действуют слепо и творят Зло». Артур и тут не согласился со мной. « Если они ничего не делают, а только сидят и размышляют, — сказал он, — они уже творят Зло, потому что не могут творить Добро». «Но когда-нибудь они поймут, и тогда встанут на сторону Добра», — сказал я. Артур встал и начал