Шрифт:
Закладка:
— Так ты теперь делом управляешь?
— Нет, — говорит она. — Я не имела в виду…
— Амара, — с улыбкой произносит Феликс. — Я шучу. Ты славно потрудилась. Старик заплатил хорошую цену. — Он берет одно из платьев. — Если этот паренек станет постоянным клиентом, можешь носить эти тряпки на выход с ним. Если нет, я их продам. — Он показывает на платье, надетое на ней. — Но сейчас они тебе точно не нужны.
Догадавшись, что он заставит ее переодеться, Амара принесла снизу свою старую яркую тогу. Она обнажается и отдает ему новую одежду.
— А ты поправилась, — говорит он, глядя, как она одевается. — Тебе идет.
— Если тебе так нравятся пышные формы, — отвечает она, рискнув пошутить, — тебе надо плотнее меня кормить.
Феликс благодушно качает головой. В ее памяти снова всплывает воспоминание об их совместной ночи. Он тогда положил голову ей на плечо, посмотрел на нее с той же смешинкой в глазах, и она ответила на его улыбку.
Амаре не хочется об этом вспоминать.
— Трасо выглядит потрепанным, — говорит она. — Из-за чего они с Балбусом подрались?
Едва успев задать вопрос, она понимает, что совершила ошибку. Игривость разом слетает с его лица.
— Я думал, старик собирается тебя купить, — произносит Феликс вместо ответа. — Адмирал флота! Вот это была бы перемена! Но вот ты снова в лупанарии.
Она не отвечает.
— Что он с тобой делал всю неделю?
— Ничего особенного, — отвечает она с пересохшим ртом.
— Сомневаюсь, — произносит Феликс и заключает ее в объятия, преувеличенно изображая нежность. — Он говорил тебе, как ты прекрасна? Смотрел влюбленным взглядом? Был с тобой ласков?
— Нет.
— Он не был ласков? — Феликс притворяется потрясенным. — Каков мерзавец! Кормил он тебя уж точно неплохо. Впрочем, мне что-то не верится. Я думаю, старик тебя избаловал. Заставил тебя забыть, кто ты такая.
Его пальцы больно впиваются ей в плечи, но Амара стоит не дрогнув. Она принадлежала Феликсу достаточно долго, чтобы знать: он изнасилует ее, унизит, постарается уничтожить последние крупицы счастья, с которым она к нему вернулась. Это счастье выветривается, подобно жасминовой эссенции на ее коже. Она сжимает подаренный Плинием свиток. Феликс не должен узнать о сокровенных уголках ее души, не должен испачкать их своим прикосновением.
— Я никогда об этом не забываю, — говорит она.
— Хорошо. — Феликс отпускает ее. — Тогда возвращайся к работе.
Он останавливает ее, когда она уже почти переступает порог, пошатываясь от облегчения.
— Разве я разрешил тебе взять свиток? — Он подходит к Амаре и забирает подарок Плиния из ее покорных рук. — Может, удастся это продать. — Он с презрительным взглядом вертит манускрипт в руках. — Как знать, что может показаться кому-то ценным.
Сумерки еще не наступили, но сцену театра освещают пылающие факелы. Ярко расписанные колонны и статуи, актеры в диковинных костюмах и громкий смех напоминают ей атмосферу Виналий. Амара, никогда не бывавшая в театре, наслаждается редкой роскошью: сегодня всеобщие взгляды обращены не на нее, и она может в свою очередь понаблюдать за другими. Пусть для разнообразия публику развлечет кто-то другой. Сидящий рядом Руфус держит ее за руку, с мальчишеским восторгом следя за происходящим на сцене. «Он и впрямь сущий ребенок», — с умилением думает она.
Дают нехитрую пьесу «Евнух», написанную Теренцием, который, согласно горячим уверениям Руфуса, затмевает талантом самого Вергилия. Во всяком случае, она не отказалась бы обладать удачей главной героини, куртизанки Фаиды, которая, похоже, подчиняет себе мужчин с помощью одного лишь обаяния. Амара подозревает, что Фаида просто никогда не сталкивалась с такими сутенерами, как Феликс.
Она невольно смеется над этим мирком, где рабы превосходят хитростью своих хозяев, а мужчины влюбляются в женщин до умопомрачения. Ей вспоминаются слова Руфуса о правдивости театра — неужели он действительно думает, что в жизни такое бывает? Один из актеров на сцене переодевается евнухом, чтобы обесчестить понравившуюся ему рабыню. Этот рослый мужчина шепелявит и жеманничает, пытаясь убедить всех, что его можно без опаски оставить наедине с юной девственницей. По театру пробегает смех над нелепостью и дерзостью шутки.
— Какой искрометный юмор! — шепчет ей Руфус.
Преувеличенные крики девушки, доносящиеся из-за сцены, вызывают у зрителей веселые смешки. Руфус смеется вместе со всеми. Амара с застывшей улыбкой слушает рыдания актрисы. Возможно, комедия и вправду зеркало жизни.
Небо начинает темнеть, и тени на сцене удлиняются. Руфус поглаживает ее ладонь, проводя по ее пальцам своими. В ожидании этого вечера она боялась, что будет чувствовать себя не в своей тарелке среди почтенной публики. Виктория заставила ее внести кое-какие изменения в подаренное Плинием платье — «Ты же не хочешь, чтобы вы с Руфусом смотрелись как мать и сын! Покажи хотя бы край плеча!», — и теперь она мысленно благодарит подругу за настойчивость. Многие из присутствующих женщин явно куртизанки, сопровождающие богатых любовников. Ее взгляд привлекает темнокожая девушка с царственной осанкой, чьи одежды спадают изящными складками на спине, открывая лопатки. Амара ерзает на сиденье, пытаясь еще немного стянуть собственное платье с плеча.
Конец пьесы оказывается неожиданным: Фаиде удается сохранить обоих любовников — и любимого, и богатого. Амара смотрит на восторженно хлопающего Руфуса. Возможно, ее образ жизни вызовет у него меньшее отторжение, чем она боялась. Он поворачивается к ней с сияющим от счастливого возбуждения лицом.
— Тебе понравилось?
— Это было чудесно! — восклицает она. — Я никогда не была так счастлива!
— Как я рад! — говорит он, целуя ее ладонь. — Я очень надеялся, что ты останешься довольна.
Они выходят на улицу, смешавшись с толпой зрителей. Смех и шумные разговоры согревают вечерний воздух. Заметив небольшую толпу, собравшуюся перед закусочной Марцеллы, Амара непроизвольно отворачивается.
— Почему бы нам не уединиться в твоем заведении? — спрашивает Руфус.
До сих пор он присылал за ней одного из своих рабов, поэтому ему так и не довелось побывать в лупанарии.
— О нет! — ужасается Амара.
Она представляет, как Руфус под стоны Виктории войдет в узкий закопченный коридор, провонявший латриной, и застанет ее в объятиях какого-нибудь пьяного работяги из прачечной. Если это случится, она никогда больше его не увидит.
