Шрифт:
Закладка:
Когда нас вытряхнуло на обочину шоссе, машина почти заглохла, я снова изо всех сил надавила на обе педали. Мы остались стоять на месте, двигатель исступленно ревел, но не глох. Я поняла: чтобы двигаться вперед, нужно снимать ноги с педалей, а если делать это резко, машина начинает трястись, будто в пляске святого Витта. Разобравшись в сути автомобильной механики, я поехала вверх по горной дороге в сторону Калехико – туда было миль пятьдесят. Трудно понять, почему живое воображение и природная опасливость не нарисовали передо мной сцен кровопролитных аварий на Мексиканском хребте. Думала я об одном: нужно сосредоточиться всеми органами чувств на управлении этой громоздкой машиной.
Когда совсем стемнело, я нашарила разные ручки, покрутила, подергала – и в конце концов сумела включить фары. Пока я искала, машина поехала медленнее, я забыла нажать на педали, мотор чихнул, машина дернулась, заглохла. Сзади громко стукнуло – я поняла, что папа свалился с сиденья (я уже давно этого опасалась). Я потянула рычаг ручного тормоза и стала продумывать свой следующий шаг. Спрашивать что бы то ни было у папы было бессмысленно. От падения он и не подумал проснуться, а уж я его точно не разбужу. Вряд ли мимо поедет какая машина – я не видела ни одной с тех пор, как мы в начале дня миновали будку пограничника. Путь шел под гору – я решила, что, если повезет, мы докатимся до самого Калехико – или хотя бы до этого пограничника. Я тщательно сформулировала, что я ему скажу, и только потом отпустила тормоз. Остановлю машину, когда окажусь рядом с будкой, а вести себя буду очень надменно. Поговорю с ним, как с сельским увальнем, – он такой и есть. Прикажу, чтобы завел машину, а потом брошу ему на чай квортер, а может, и целый доллар из папиного кармана, прежде чем уехать.
Составив этот длинный план, я отпустила тормоз, и мы медленно покатились под горку. Я дергала ручку и жала на акселератор в надежде, что от этого мы будем двигаться быстрее, и вот ведь чудо – мотор заработал. На склоне «Гудзон» просто обезумел. Он бунтовал и наверняка скакнул бы в пропасть и погубил нас обоих, только бы сбросить такого неопытного седока, – но я ни на миг не давала ему воли. Его сопротивление страшно меня воодушевило. Я, Маргарита, способна противостоять силам стихии! Крутя руль и вдавливая в пол педаль акселератора, я чувствовала себя повелительницей Мексики, мощи, одиночества, юной неопытности, Бейли Джонсона-старшего, смерти, неуверенности в себе и даже силы тяжести.
Когда прошла, как мне показалось, тысяча и одна ночь этого противостояния, почва начала выравниваться, по обеим сторонам от дороги замелькали огоньки. Как бы оно там ни было, я победила. Машина пошла медленнее – похоже, я ее обратала, она готова сдаться без боя. Я сильнее надавила на педаль, и вот мы оказались у будки пограничника. Потянув за ручной тормоз, я остановила машину. Нужды говорить с пограничником не было – двигатель-то уже завелся, – но предстояло дождаться, когда он заглянет в машину и даст мне знак двигаться дальше. А он был занят – болтал с пассажирами машины, направлявшейся в сторону горы, которую я только что преодолела. Свет из будочки озарял его фигуру, согнувшуюся в поясе, – верхняя часть туловища полностью исчезла в дыре открытого окна. Я держала свой автомобиль в полной готовности к следующему отрезку пути. Когда пограничник распрямился и встал в полный рост, я разглядела, что это не тот, который так сильно смутил меня нынче утром. Я, понятное дело, опешила, и, когда он, отрывисто отдав мне честь, рявкнул: «Pasa», я отпустила тормоз, поставила обе ноги на педали, а потом слишком резко их приподняла. Машина отреагировала непредсказуемо. Скакнула не только вперед, но еще и влево и в несколько сердитых прыжков врезалась в бок другой – та как раз отъезжала. За скрежетом расцарапанного металла тут же последовал взрыв испанской речи, обрушившийся на меня со всех сторон. И опять же, странным образом, среди ощущений моих не было страха. Было удивление, в таком порядке: пострадала ли я, пострадал ли кто-то еще, посадят ли меня в тюрьму, что там говорят эти мексиканцы и в последнюю очередь – а папа-то проснулся? На первый и последний вопрос ответы пришли сразу. Благодаря могучему выбросу в мозг адреналина по ходу езды по горной дороге чувствовала я себя лучше некуда, а в какофонию протестующих воплей снаружи вплетался папин храп. Я вышла из машины, собираясь попросить вызвать policías, но пограничник меня опередил. Он произнес несколько слов – нанизал одно за другим, точно бусинки, и среди них точно было policías. Из соседней машины выползали люди, я попыталась вернуть себе власть над реальностью и произнесла громко, с преувеличенной любезностью:
– Gracias, señor.
Семейство – человек восемь самых разных возрастов и размеров – ходило вокруг меня, свирепо переговариваясь и пристально меня разглядывая, как будто я была статуей в городском парке, а они – стайкой голубей. Один произнес: «Joven», имея в виду, что я еще очень молода. Я попыталась разглядеть, кто там такой умный. Буду дальше обращаться к нему или к ней, но они перемещались так стремительно, что вычислить нужное лицо не удалось. Потом кто-то еще отметил: «Borracho». Ну, понятное дело, пахло от меня как от цеха по производству текилы, поскольку папа выдыхал этот запах с каждым шумным вздохом, а окна я закрыла, чтобы внутрь не проникал холодный ночной воздух. Вот только вряд ли я бы стала все это объяснять незнакомым людям, даже если бы и смогла. А я бы не смогла. Кому-то пришла в голову мысль заглянуть в машину, от его вопля мы все замерли на месте. Люди – мне теперь казалось, что их тут сотни, – сгрудились возле окон, последовали новые вопли. На миг я подумала, что произошло что-то страшное. А вдруг в момент аварии… Я тоже протолкалась к окну, но потом вспомнила ритмичное похрапывание и хладнокровно отошла. Пограничник, видимо, решил, что имеет дело с серьезным преступлением. Движениями и голосом он изображал нечто вроде: «Следите за ней» и «Не выпускайте ее из виду». Семейство вновь придвинулось ко мне, на сей раз не так близко, но с явственной угрозой, и когда мне удалось вычленить из их речевого потока вопрос: «Quién es?» – я ответила сухо и как можно
