сейчас я думаю, что это не он сблизился со мною, а я неосознанно и инстинктивно потянулась к нему, проявив теплые и дружеские чувства, рожденные собственной привязанностью. Анжей был из тех людей, к которым невольно тянешься, необъяснимо испытываешь положительные эмоции, доверяешь без всяких сомнений.

С одной стороны для возникновения подобных чувств необязательно думать объективно и беспристрастно, но как велик риск и как часто в конце пути мы приходим лишь к боли и смерти. Анжей просто подкупил меня своей внешностью, вызывающей доверие, и своей искренностью.

Его слова были просты — без лести и желания нравиться. Редко, кто способен говорить простые и понятные вещи, говорить правду. Я всегда завидовала искренней простоте его слов, потому что в моем мире подобных людей уже не осталось, и я не являюсь исключением. В наших словах всегда есть место неправде независимо от причин, по которым мы лжем. Иногда мы даже не понимаем, что наши выдумка и фантазия — безобидные на вид, все равно остаются ложью.

Наше собственное желание понравиться тому, кто нам нужен или полезен, или просто симпатичен, приводит к постоянной и обыденной лжи, и мы перестаем ее замечать, словно ложь уже не важна, но важна лишь конечная цель, которой мы добиваемся с ее помощью.

Мы наступаем на горло собственным чувствам и идеалам, оправдывая себя тем, что никому не вредим. Возможно, мы не причиняем реального ущерба, но с каждым разом лгать становится легче. И чем чаще мы произносим неискренние слова с искренним видом, тем больше пустоты образуется в нас, тем покорнее мы становимся, и однажды мы начинаем лгать даже самим себе.

За все время, проведенное с Анжеем, я услышала от него только одну фразу, отдающую дань моей внешности. Он сказал, что у меня добрые глаза. В этом смысле милорд никогда не жалел комплиментов. Анжей не произнес ни одного за все время нашего знакомства. И я точно знаю, что Анжей никогда не любил меня, и благодаря этому, был более объективен, чем все остальные.

В какой-то момент постоянное присутствие Анжея стало чем-то обыденным и привычным для меня. Он продолжил занятия со мною, познакомил с другими видами ударного боевого оружия. Именно он первым вложил в мои руки меч и закрепил основы владения им. Он научил меня плавать и уверенно держаться в седле. А еще он научил меня танцевать. Благодаря его урокам, моя зарождающаяся симпатия стремительно переросла в привязанность к нему, а привязанность потребовала откровенности чувств и эмоций. Невозможно не симпатизировать партнеру, заставляющему твое тело повиноваться ему самому и музыке, сопровождающей каждое движение.

Еще он внимательно слушал мою болтовню и отвечал на нее. Его реплики и добрые шутки были уместны и звучали своевременно, порождая смех и улыбку, и он единственный изредка смотрел на меня так, как смотрела моя мама, понимающая меня и принимающая такой, какой я была. Это было настолько важно для меня, что в конечном итоге я стала воспринимать Анжея, как друга, хотя он не являлся им тогда и никогда не стал бы потом…

В отличие от всех, кто меня окружал, именно Анжей первым понял, что я не живу, а играю. В этом мире, куда занесла меня воля милорда, я словно играла придуманную для меня роль девушки из другого мира, преуспев в ней настолько, что почти перестала понимать разницу между моим настоящим «я» и образом принцессы Лиины, созданной Дэниэлем. И дело не в самой роли или в ее образе. Значимость моей новой личности и весомость моего персонажа придавали смысл этой жизни. Когда ты можешь что-либо изменить, жизнь приобретает смысл и больше не является простым существованием.

Но я не была принцессой от рождения, а родилась обычным человеком в самой обыкновенной семье, и мне не было никакого дела до мира или вселенной. Я обладала властью лишь над собой и никогда не желала большей власти или большей ответственности. Моя жизнь была простым выживанием и судьба всего остального мира не волновала меня и не могла волновать, ибо не было власти ее изменить. Да и сама власть не была ни смыслом, ни целью моей жизни.

В мире милорда все было по-другому. На меня взвалили слишком много ответственности, но никто не выяснял пределы моих возможностей. И никто не спросил, а что будет, если я надорвусь, не выдержу, просто сбегу, устав от борьбы? Но чем больше от меня ожидали и требовали, тем больше я понимала, что именно здесь я живу по-настоящему, несмотря на правила игры и соглашение между милордом и Дэниэлем.

Это может показаться бессмыслицей, но это всего лишь двойственность нашей жизни. Можно чувствовать вкус жизни, одновременно играя в нее, а можно жить и не чувствовать жизни вообще. Именно это я ощущала, и почему-то только Анжей понял меня и мою игру.

Он начал первым тот разговор, один из немногих, но запоминающихся, — из тех, что остаются в памяти навсегда, из тех, что легко ложатся на бумагу. И вместе с тем, данный разговор оставил в душе неясное чувство своей неоконченности, словно Анжей сказал свое «А», но продолжать не стал, оставив мне привилегию дойти в своих рассуждениях до «Я».

Анжей сопровождал меня во всех моих вылазках в близлежащие города Элидии. Чаще он молчал, но иногда говорил или отделывался от моих замечаний короткими фразами. Но он предпочитал уходить далеко за пределы обычных разговоров о погоде, охоте, битвах и лошадях, и мне было интересно с ним даже молчать.

Однажды мы возвращались из небольшого селения Да Арвира, где Анжей заказал меч для меня, потому что прежний счел неподходящим для следующего этапа моего обучения. В Да Арвире жила семья, из поколения в поколение передававшая и хранившая свое мастерство изготовления мечей, которые предпочитали иметь в своем арсенале не только опытные фехтовальщики, но и те, кто только-только пытался овладеть искусством боя на мечах.

Я хорошо помню вечернее небо того дня, ибо оно было похоже на небо моего мира в момент солнечного заката, способного породить самые безумные оттенки алого, оранжевого и фиолетового цветов, которые невозможно воспроизвести ни на одном холсте или листе бумаги.

Как и в моем мире, оранжево-рубиновый свет заходящего солнца беспощадно поглощал голубое небо, и его багровые краски растекались по всему небесному своду. Яркие цвета стремительно смешивались, порождая новые оттенки, затем уходили за горизонт, ненадолго прощаясь с нами, и вновь возвращались назад, не желая отпускать от себя уходящее солнце. Но свет их не радовал меня, а