– Кимбл!

Я отодвинула задвижку и услышала шорох юбок Косты, цокот ее туфель. А в следующий миг распахнула окно, вдохнула холодный влажный воздух и повернулась лицом к нянечке, уже державшей в руке кожаный ремень.

– Закрой его немедленно! – потребовала она.

– А почему доктор Скоупс не совершал вчера обход? – спросила я.

Коста остановилась:

– Что?

– Где был доктор Скоупс, когда О’Рурк едва не задушили до смерти?

Коста нахмурилась; ее злобные маленькие глазки прищурились.

– Не знаете? – понизила я голос. – А я думаю – знаете. Даже не думаю, а уверена: знаете! Я видела, как он выходил из одной спальни. Как вы думаете, понравится это комиссии? И О’Рурк это будет узнать интересно. Тем более, что ее в это время чуть не убили.

Коста уставилась на меня. Она находилась в замешательстве, и я поняла это даже по тону ее угрозы, лишенной обычной силы:

– Следите лучше за собой, мисс Кимбл. – Я улыбнулась. –  Никто тебе не поверит, – тихо прошипела Коста. – Ты – лунатик.

– Может быть, а может и нет…

Это была игра. И я сильно удивилась, когда она сработала. Бросив на меня быстрый оценивающий взгляд, Коста вернулась к столу, повесила ремень на крючок, села и опять занялась своим журналом. А я, сделав глубокий вдох, оставила окно открытым и легла в постель.

«Будь умной, – велела я себе. – Думай как Голди. Думай как дядя Джонни».

Реакция Косты зарядила меня уверенностью. При следующей нашей встрече она метнула на меня настороженный взгляд, а я спокойно произнесла:

– Верните мне мою пуговицу, пожалуйста.

Коста не сказала ни слова, но через час пуговица лежала на моей подушке. Я схватила ее и с той поры держала при себе, а моя жизнь в приюте изменилась. Я заметила, что главная прачка, миссис Томпсон, по-особому благоволила тихой, деликатной и глуповатой Синтии Леттерер, выбивавшейся из сил над отжиманием белья, пока Томпсон не поручила ей более легкую работу – складывать его после глажки. А потом я подглядела, как главная прачка слишком близко прижалась к Синтии и погладила ее рукой по бедру, а чуть позже увела в подсобку.

Через два дня, когда Томпсон приказала мне встать за пресс для отжима, я небрежно покривила губами:

– Даже не подумаю.

Увидев на лице прачки бешенство, я столь же невозмутимо добавила:

– Интересно, как супруг миссис Леттерер отнесется к тому, что его жену лапала прачка… если узнает.

И я снова удивилась тому, что моя скрытая угроза сработала: Томпсон отступила.

Проводя у окна по несколько часов в день и разглядывая двор, я обратила внимание на особые отношения одного из садовников с юной помощницей. Я видела, как они не раз украдкой скрывались за густым кустом у стены, а чуть позже появлялись с улыбками на лицах. Некоторым нянечкам тоже нравился этот парень, а кое-кто из пациенток – женщины из «привилегированной» Первой палаты – отдавали предпочтение другому садовнику с русыми волосами и покоряющей улыбкой. О’Рурк тайком набивала свои карманы чужими вещами. А Финдли поощряла пациенток за хорошее поведение сахаром, что было строжайше запрещено.

А еще я вдруг поняла, что моя месть Салливанам не должна заключаться в сожжении их дома в Ноб-Хилле или отправке их фарфоровых ангелов к чертям. Я осознала, что власть, которую я обрела, была гораздо более разрушительной, чем такие «детские» формы расправы.

Эту власть дали мне их тайны.

И теперь я представляла, как именно уничтожила бы своих вероломных родственников, если бы когда-нибудь вышла из Блессингтона. Я бы предоставила Данте Ларосе информацию, которую он жаждал получить. Я бы рассказала ему все, что знала. А кроме Ларосы еще была Шин, которая могла не только очистить мое имя от надуманных обвинений в убийстве и сумасшествии, но и должна была знать об иных секретах Салливанов. Все это я мысленно включила в изящный план:

Мэй Кимбл. Что я сделаю:

1) Докажу, что я не убивала свою тетю

2) Заберу обратно свое наследство

3) Использую тайны и секреты Салливанов для их уничтожения

4) Выясню, кто мой отец и

5) Привлеку Шин и Данте Ларосу себе в помощники.

Последний пункт был самым важным. Можно сказать, ключевым.

В приюте я оттачивала свои новые навыки и умения. Я готовилась. И свой план мести я разработала с рьяностью и талантом, изумившими меня саму. Впрочем, следует признать: вероломству меня обучали лучшие учителя.

И я навострила уши, когда комментарии Сары Гримм о докторе Скоупсе стали более содержательными. Она не только позволяла ему себя раздевать. Он учил ее разным вещам. И погружал в ее лоно пальцы. Она надеялась на большее. Правда это была? Или неправда? Да какая разница! Когда доктор Скоупс велел мне поднять юбку для осмотра, я сказала:

– Не знала, что врачам разрешается заниматься любовью со своими пациентками. Или с нянечками. Когда к вам в очередной раз нагрянет комиссия? Полагаю, им будет интересно многое узнать.

Я заметила, как занервничал Сноупс от моих слов:

– Вы не должны позволять себе верить в подобные вымыслы, мисс Кимбл.

– У Сары на груди любовный укус. Вот здесь, – указала я место на своей груди. – Так что я ничего не придумываю. И могу поставить в известность об этом нянечку Косту. Как вам кажется – она рассердится?

Именно этот выпад обеспечил мне отдельную комнату. Она была маленькая и практически голая. Но это была моя комната! Кровать была прикручена болтами к полу. Окно располагалось слишком высоко, чтобы в него можно было смотреть. А стекла в нем были маленькими, круглыми и матовыми. Но свет все же проникал внутрь. И когда солнце отбрасывало узорчатые блики на пол, я вспоминала о том, что в мире еще существовало что-то красивое. А главное – запахи в этой комнатушке были только моими!

Недели шли, а я с упорством продолжала подобным образом изменять условия своего бытия. Я узнала, что люди постоянно жертвовали приюту одежду. Большинство вещей доставалось нянечкам. Мне удалось отвоевать себе несколько вещей, включая почти новую ночную рубашку нежно-розового цвета. Меня стали пускать в комнату, в которой «хорошие» женщины коротали часы за чтением, разговорами и играми. А удостоиться после этого права на прогулки оказалось уже проще простого. Мне позволили по часу в день гулять по круговой тропинке на лужайке и побывать в саду, который якобы предназначался для отдыха всех обитателей приюта (как говорили посетителям), а на самом деле оставался в единоличном распоряжении миссис Донаган. Иногда я видела, как она стригла там кустарники или копала