Шрифт:
Закладка:
Она могла часами забавляться вот так с малышкой - играть с ней, лепетать что-то невразумительное, улыбаться, поднося розовые крошечные пяточки к губам. Дезире засучила ножками и заулыбалась, открывая беззубый ротик; глаза ее, синие, огромные, светились доверчивой радостью. Адель, сама едва сдерживая смех, пощекотала губами щечки Дезире, перецеловала каждый пальчик на руках.
- Люли-люли, моя крошка, - прошептала Адель, слегка встряхнув погремушкой. - Скоро все изменится, Дезире. Скоро мы с тобой съедем с этой квартиры, потому что у нас будет другой, лучший дом. Ты будешь расти во дворце, и я тобой буду очень гордиться…
Она часто говорила с дочкой, рассказывала о своих планах, даже о трудностях, и ей казалось, что Дезире ее понимает. А если она и не понимала, то, по крайней мере, всегда оставалась самым дорогим, самым родным для Адель созданием.
Шум раздался в прихожей. Адель, обернувшись, увидела, что в спальню входит Жиске. Он довольно часто приходил вот так, без доклада, без предупреждения, часто заставал Адель в домашнем виде, но сейчас его визит был уж чересчур неожидан.
Он приветствовал ее веселым смехом:
- Так вот, значит, где виновница вчерашнего переполоха? Она, оказывается, спит до полудня, а потом забавляется с моей крестницей!
Адель, слегка удивленная, приказала:
- Кофе для господина Жиске, Жюдит. Или, может быть, вы хотите чего-то еще?
- Рюмку коньяка, - сказал Жиске. - Этого будет достаточно.
Адель, усаживаясь поудобнее, спросила:
- О каком переполохе вы говорите?
- О том, что случилось вчера в Опере. Меня чуть не разбил паралич, когда я увидел вас в обществе герцога. Согласитесь, что уж меня-то можно было поставить в известность.
Адель передернула плечами:
- Я была уверена, что вы ждали чего-то подобного. Я хотела лишь сделать вам приятный сюрприз. Кстати, вы ничего не заметили?
- Что вы имеете в виду?
- Белое платье… Я надела его по вашему совету и только ради вас.
Жиске покачал головой:
- Благодарю. Однако, Адель, вы удивляете меня. Боюсь, что я действительно не так хорошо вас знал.
Он прошелся по комнате, взял с подноса рюмку, залпом выпил коньяк и, когда взгляд его упал на футляр с диадемой, сразу оживился:
- Да, вот еще что. Эта диадема… Не думаю, чтобы она стоила дешево.
- Она стоит тридцать тысяч.
- Это я понял. Вы, очевидно, обходитесь принцу очень дорого.
Адель со вздохом поднялась:
- Это единственный его подарок. Фердинанд небогат. И я…
- И вам он нужен лишь для поднятия престижа, - закончил Жиске. - Но ведь такой престиж стоит дорого. Можно ли поинтересоваться, сколько вы задолжали?
Адель предвидела, что Жиске проницателен. Однако уж такой невероятной догадливости трудно было ожидать.
- Вы, как всегда, попали в точку, господин префект. Я не так уж много бывала с Фердинандом в обществе, но те три или четыре выхода, которые мы сделали, обошлись мне в сорок тысяч.
Жиске качнул головой:
- Гм. Солидная сумма. Ну-с, и как же вы намерены выпутываться? Продадите диадему?
Адель фыркнула:
- Я никогда не продаю подарков принцев крови.
- Что же тогда?
Она протянула ему письмо Тюфякина. Жиске достаточно было лишь взглянуть на первые строки, чтобы все понять; он отложил записку, наклонившись, ласково пощекотал шейку своей маленькой крестницы, потом, взглянув на Адель, неторопливо ожидавшую ответа, произнес:
- Князь Тюфякин? Все это меня удивляет.
- Почему?
- Насколько мне известно, он давно уже отошел от любовных игр… то есть я хочу сказать, что он предпочитает быть зрителем и слушателем, а не участником. Ему ведь уже за семьдесят.
- Стало быть, ваша полиция докладывает вам даже такие подробности? - чуть суховатым тоном спросила Адель.
- И даже более мелкие подробности, моя дорогая. Просто я слишком галантен для того, чтобы оскорблять ими ваш нежный слух.
Наступило молчание. Адель невольно подумала: что знает Жиске о ней самой? В ее интимной жизни накопилось уже достаточно такого, что она хотела бы скрыть. Неужели Жиске знает об этом? Она читала газеты, в которых префекта полиции обвиняли в том, что он опутал сетями своих шпионов весь город.
Жиске пожал плечами:
- Впрочем, вам, вероятно, нет дела до мужских качеств Тюфякина. Он богат, душенька. - И, смеясь, добавил: - И если этот русский готов выбрасывать деньги лишь ради платонических бесед с вами, кто может ему помешать? Все абсолютно законно, уж поверьте мне как специалисту.
Адель все еще молчала. Жиске, чуть нахмурясь, спросил:
- Кстати, а что это за ваша новая выходка? Что это за сто тысяч?
Адель прохладным тоном ответила, присаживаясь к туалетному столику:
- Что? О, только то, Жиске, что со вчерашнего дня я стою сто тысяч франков.
- Сто тысяч? - Жиске прищурился. - За год или за месяц?
Она, обернувшись, улыбнулась:
- За ночь, господин Жиске. За ночь.
- Так, значит, это правда, - сказал префект.
Адель в тон ему произнесла:
- Значит, господин де Морни уже дал волю своему языку.
- Но, согласитесь же, моя дорогая, вашим требованиям не мудрено удивиться. Я не люблю Морни, но разделяю его удивление. Сто тысяч! Право же, это чересчур.
Адель негромко произнесла:
- Согласитесь и вы, господин Жиске, что было бы странно, если бы я стала спорить об этом. Я знаю себе цену. Теперь уже знаю.
- Что ж, желаю вам удачи… Однако берегитесь Морни. Это большой прохвост, а вы с ним, кажется, теперь уже враги.
- Я? Да я почти не заметила его. Однако если он вздумал враждовать - как ему будет угодно.
Она не подавала виду, что была вчера оскорблена наглым тоном герцога де Морни. Жиске, впрочем, подозревая что-то эдакое, будто между делом произнес:
- Вы действительно огорчили его, ибо, я уверен, у него нет сейчас
