что изобрел впоследствии один хитроумный американец по фамилии Фосбюри, будущий олимпийский чемпион, получивший медаль вовсе не за прыжок на два с небольшим метра, а за новый стиль, названный его именем – что может быть почетнее? – когда планку переходят в немыслимом положении, пролетая над нею спиной, а приземляются с риском свернуть себе шею (способ вообще невозможный для прыжковых ям с песком, в которые приземлялся ты), – нет, ничего похожего ты не придумал и сейчас будешь пытаться преодолеть высоту испытанным «перекидным», изученным до мельчайшего движения, до такой степени, что он снится во сне и ты часто просыпаешься, лежа на животе в положении, характерном для перехода через планку: правая рука вытянута к прямой маховой ноге, а толчковая согнута и подтянута к животу – положении, усердно повторенном тысячу раз, изученном с помощью кинограмм и тем не менее уже неэффективном, но на принципиально новое решение тебя не хватило или были неподходящие условия для создания нового стиля (а для этого, к слову, всегда имеются неподходящие условия), но так или иначе тебе придется пользоваться традиционным способом, против которого ты в принципе ничего не имеешь да и владеешь им в совершенстве, понимая, что настоящий успех мог бы прийти только в случае создания собственного стиля, и с такими мыслями ты начнешь разбег, уловив тот момент, когда высота кажется на миг пустяковой, а может быть, настроив себя именно так, и первый шаг дается легко, играючи, кисти рук расслаблены, ты даже улыбаешься для вящего эффекта, но планка уже надвигается на тебя, и высота растет на глазах, пока ты бежишь мягкими прыжками, увеличивая постепенно скорость и стараясь сохранить в душе ощущение легкости, уверенности в себе и то особое, знакомое лишь прыгунам, чувство упругости и мгновенного зависания в воздухе в фазе полета, – движения твои мягки, ты подкрадываешься к планке, точно кошка к добыче, хотя на самом деле все обстоит наоборот и планка гипнотизирует тебя, приковывая к себе взгляд, который не отмечает больше ничего – ни коротенького судьи в белых брюках с измерителем в руке, который он держит чуть на отлете, как копье, ни бедного столика с девушкой-секретарем за ним, оторвавшей взор от бланка протокола соревнований и наблюдающей за третьей попыткой, ни соперников в небрежных позах ленивого любопытства там, за пределами сектора, на длинной и низкой гимнастической скамейке, ни зрителей на трибунах, чьи взгляды сошлись на тебе, будто солнечные лучи, собранные увеличительным стеклом, и в фокусе этой огромной линзы твое тело, действуя уже автономно, совершает то, что оно умеет делать, а ты лишь следишь за ним, потому что все, что можно сделать, можно сделать только на земле во время разбега, в полете ты лишь автоматически выполнишь программу, как космический аппарат, но ощущение успеха или неудачи возникает в момент толчка, к которому надо подготовиться на трех последних шагах, занеся руки назад и отклонив корпус, собрав всю энергию мышц и разбега в один заряд, выстреливающий тебя вертикально вверх, вместе со свободным и хлестким махом правой ноги, носок которой оттянут на себя, вызывая в памяти проносящуюся картину зеленого поля стадиона Юных пионеров, а на нем три стройные фигурки худеньких и высоких, непомерно высоких мальчиков, выполняющих свободные махи, точно маятники, но эта картинка проскакивает мимо, потому что ты выталкиваешь себя вверх, превратившись на долю секунды в упругую стальную пружину и словно в первый, десятый или сотый раз чувствуя, что земной шар оттолкнул тебя и сам сместился вниз на невообразимо крохотное расстояние, но все-таки сместился, и ты уже летишь к планке, готовясь обогнуть ее гибким послушным телом, – чудо полета, ради которого ты десять лет бегал на тренировки, а совсем не за победами, призами и грамотами или для выработки характера, и хотя ты стал терпелив, расчетлив и выдержан, хотя победа часто сопутствовала тебе, высота и притяжение неизменно выигрывали поединок, оставляя тебя поверженным в прыжковой яме со сбитой и звенящей металлической трубкой, и только мгновения полета дарили тебе настоящую радость, полное и пьянящее восхищение, поэтому ты летишь, просто чтобы лететь, победитель и побежденный, летишь, тянешься вверх, подстегиваешь себя руками и уже не смотришь на планку, а видишь только носок маховой ноги, торчащий впереди, как флажок, и бездонную пропасть яркого, голубого и не совсем понятного неба.

1975

Глагол «инженер»

повесть

1. Без пяти минут

В один прекрасный день я осознал, что заканчиваю институт.

Это было в начале сентября, когда нас собрали на кафедре, в лаборатории измерительной техники, и объявили, что начинается преддипломная практика.

Все обставили очень торжественно. Принесли откуда-то доску и водрузили ее на звуковой генератор. Профессору сделали возвышение. Преподаватели стояли неровным строем, заложив руки за спину. Они испытующе смотрели на нас. А мы победоносно смотрели на них, потому что знали, что теперь поделать с нами ничего невозможно. Они просто обязаны нас выпустить с дипломами.

Профессор вскарабкался на возвышение и сказал:

– Немного вас осталось, друзья мои…

– Вашими заботами, Юрий Тимофеевич, – пробормотал Сметанин, который сидел рядом со мной. Сметанина пытались выгнать дважды, но он каким-то чудом удержался. Вместе с ним удержались еще семнадцать человек из первоначальных двадцати пяти. Институт у нас, надо сказать, крепкий.

– Но ничего. Мал золотник, да дорог, – продолжал профессор. – Я поздравляю вас с началом шестого, последнего, дипломного курса. Вы уже без пяти минут инженеры…

Я посмотрел на часы. Было десять минут первого. Следовательно, в двенадцать пятнадцать мы должны были превратиться в инженеров. Я стал ждать.

Профессор проговорил еще минут пять, и я почувствовал, что действительно что-то во мне произошло. Мне показалось, что нас собираются вывести за ворота и бросить на произвол судьбы. И книжечка диплома являлась маленьким фиговым листком, чтобы им мы могли прикрыть свою наготу.

Мне стало страшно. До сих пор нас вели из класса в класс, с курса на курс, и создалось впечатление, что вся жизнь разграфлена на классы до самой пенсии, и остается только в нужный момент сдать экзамен, посидеть пару ночей – и привет! Ты уже на следующей ступеньке.

Профессор в течение двадцати минут разрушил это представление.

Он сказал, что кончилось наше безмятежное счастье. Теперь оно будет трудным, мятежным и беспокойным. Если вообще будет, в чем профессор был как-то не очень уверен.

Кончилось тем, что он предложил нам выбрать темы дипломных работ, а заодно и руководителей. Каждый