Шрифт:
Закладка:
Из квартиры вышли двое: старик, похожий на Деда Мороза, и молодой мужчина ослепительной красоты, на плече которого висела спортивная сумка.
А Павел, порывшись в шкафах, замесил тесто для чудеснейшего торта «Чаровница», состоящего из десятка лепестков, украшенных марципановыми жемчужинами. Пришла пора очаровывать Евгению.
«Завтра после работы сбегаю в магазин, а то с продуктами у них как–то слабовато», – думал Замков, перебирая горы конфет и рыбных консервов.
А по подъезду разносился чуть горьковатый запах горячего шоколада.
Женька во сне улыбалась.
Не действуй против божества влюбленных:
какое бы ты средство не привлек, ты проиграешь битву, будь уверен.
Данте Алигьери
Ленд Крузер Замкова въехал в подземный гараж фамильного особняка. Двери открылись автоматически, впуская машину в просторный зев, озарившийся ярким светом.
Заговорщики сразу отметили, что автомобиль хозяина отсутствовал. Это обстоятельство, а также наличие белого «Мерседеса», на котором обычно рассекала Нинель, несказанно порадовали, поскольку золотоволосая красавица была их основной целью.
Правильно информировал пересмешников Павел: вечером отца трудно застать в особняке. Алексей Замков работал допоздна и зачастую появлялся лишь утром, проводив последних VIP–клиентов «Барской усадьбы». А его молодая жена после дня походов по спа–салонам, бутикам и прочим заведениям, где любящая себя женщина всегда найдет занятие, как раз находилась дома и в момент прибытия коммандос занималась «воспитанием» младшей сестры.
Еще в дороге пересмешники договорились с Павлом, что он предупредит Александру, чтобы та, чего бы ни происходило в особняке, не вмешивалась. Лучший для нее вариант – закрыться в своей комнате.
– Можешь положиться на меня, – ответила по телефону Саша. – Я знаю, как вывести сестру из себя, чтобы потом обиженной уйти спать.
Пересмешники застали конец ссоры, когда Александра хлопнула дверью, а Нинель в ярости стучала по ней кулаками и грозилась написать в полицию заявление на Самоделкина, который лишил малолетку девственности.
– Пиши, пиши! – расхрабрилась «малолетка», надежно закрывшись на два поворота ключа. – А я скажу, что у нас все было по любви и взаимному согласию. И Илюше ты ничего не сделаешь, потому что он тоже несовершеннолетний. Ему всего семнадцать! А я в полиции расскажу о Ковальчуке, который спит и видит, как уделать тебя!
– Ах ты дрянь!
– Иди, иди, налей себе шампусика! Успокой нервы, как ты это привыкла делать!
А пить действительно хотелось. Нинель даже закрыла глаза, представив, как пузырьки ледяного шампанского приятно щекочут язык.
В этот момент пересмешники поднимались по лестнице на половину Павла, где отключили сигнализацию, а вместе с ней и все камеры. О тех, что находились вне дома и в гараже, ангелы не беспокоились. Александра по договоренности с Павлом уже позаботилась о них, и доказательств пребывания в доме посторонних не останется.
– Действуем по плану, – произнес Проф и, расстегнув спортивную сумку, выпустил на волю кота. Тот шмыгнул в коридор, соединяющий две половины большого дома.
Когда Нинель зашла в просторную кухню и достала из шкафа фужер, ее внимание привлекли чавкающие звуки, доносящиеся из–под стола. Медленно наклонившись, она завизжала от страха: там сидел кто–то со сверкающими глазами и жевал палку сырокопченой колбасы.
Визг хозяйки напугал мохнатое чудище не меньше. Оно выскочило из своего укрытия и начало метаться по стенам и потолку, скидывая на пол всю кухонную утварь.
– Уф, сволочь! Чуть сердце не выскочило! – распознав в чудище породистого кота, неизвестно как пробравшегося в охраняемый дом, Нинель дрожащими руками отставила фужер в сторону. «Наверное, тетя Глаша на цокольном этаже не закрыла форточку».
Кинувшись в подсобку, супруга владельца ресторанов вышла оттуда с метелкой, которой домработница собирала пыль с верхних полок.
– Пошел вон, ворюга!
Кот жалобно мяукнул и перепрыгнул со шкафа на холодильник. Получив синтетическим ежиком по морде, он с тоской посмотрел на брошенную колбасу и метнулся к двери. Нинель побежала следом.
Но приблудный котяра не захотел покидать дом. Он потрусил в сторону половины Замкова–младшего.
– Ха–ха! – победно воскликнула эффектная блондинка и потрясла метелкой. Нинель точно знала, что коридор приведет кота к закрытым дверям, но озадаченно замерла на месте, когда «ворюга», махнув на прощание пушистым хвостом, исчез за порогом. – Павел? Ты дома? – спросила она и шагнула в темноту.
Павел с каменным лицом сидел в кресле у телевизора, по которому шел балет «Лебединое озеро». Заскрипела оконная рама и Нинель, сглотнув комок ужаса, перевела на нее взгляд.
«Кар–р–р!» – произнес кот и выпрыгнул на улицу.
«Не хватало еще, чтобы зимой молнией полоснуло по небу!», – подумала Нинель, и тут же дом содрогнулся от раската грома. Блондинка выпустила из рук метелку и попятилась к двери.
Ледяной ветер, ворвавшись в открытое окно, с силой хлопнул массивной дверью, отрезая путь к отступлению.
– Ч–ч–что здесь происходит? – спросила Нинель, поворачивая голову к поднимающемуся из кресла Павлу.
– Судить тебя будем, Нинель Исаевна, – с усмешкой в голосе произнес кто–то за ее спиной. Госпожа Замкова в страхе обернулась.
Из темноты вышел молодой мужчина. Даже сейчас при неясном освещении включенного телевизора можно было различить, что он необыкновенно красив. Светлые кудри спускались до самых плеч, пухлые губы кривила легкая усмешка, от которой учащенное сердцебиение немедленно возобновилось, а от взгляда темных глаз по телу пробежала волна, имеющая некое сходство с волной возбуждения. Нинель испытывала именно такое чувство, когда смотрела вниз с последнего этажа небоскреба, где окна в пол вроде бы и защищали от падения, но в то же время не скрывали, какая бездна прячется за ними.
– Судить? За что? – блондинка кокетливо поправила локон, выбившийся из высокого «конского» хвоста.
– За дела твои неправедные…
– Павел, кто это? И что он такое говорит? – она намеренно изящно повела плечами, зная, как действовал такой прием на бывшего любовника.
– Я не Павел…
«И правда, не Павел, – сердце пропустило удар. – И как я могла обознаться?»
Черты стоящего по другую сторону мужчины были более мягкими, волосы более длинными, а в непривычно–светлом взгляде светилось такое море боли, словно ему уже было жалко женщину, которая еще не понимает, что ее судный час настал.
Настало самое время кричать, звать на помощь, но Нинель словно оцепенела.
За спинами обоих мужчин распахнулись белые крылья. В руке темноглазого появилась стрела, что светилась ярким золотом, а в ладонях светлоглазого заклубилась пелена, которую он, печально вздохнув, накинул на голову подсудимой.