— Погиб в благородной дуэли, господин. Спартез был весьма крутого нрава и вызывал на поединок всякого, кто косо глядел на него. Один чародей-отшельник, Синезий, разбил его череп своим жезлом, не дав сделать ни единого удара. Но почему-то мне кажется, Вам эти клинки пригодятся больше, чем ему.

— Ты что-то недоговариваешь, старик.

Хелмадра на секунду смутился, словно действительно пытался что-то скрыть.

— У каждой вещи своя история, господин, — тихо сказал он, — и эта история тянется не только из прошлого в настоящее, но и в далекое будущее. Господин Зеин говорил, что я вижу истинную суть вещей, но я так и не понял, что он имел ввиду. Но он мне доверял. Так же, как и Вам.

— В последнее время я только и слышу, что о доверии и Зеине, — сказал я, принимая из рук старика ножны. Попытался пристроить их к поясу. — Неужели он был настолько мудр, что никто о нем дурного слова не скажет?

— Воистину так, господин Бральди! Господин Зеин практически руководил советом Архимагов, когда большинство волшебников погрязли в своих распрях. И поверьте, добрейшего и мудрейшего чародея этот мир не видел и вряд ли встретит вновь!

Ножны без проблем приладились к поясу. Судя по ухмылке Хелмадры, он считал мой образ окончательно завершенным. Все-таки он что-то недоговаривает. Все недоговаривают. У всех свои планы, даже у такого маленького человека, как бывший вестиарий.

— Прекрасные линии, господин Бральди, — сказал он, захлопнув стеклянную крышку хранилища. — Что ж, надеюсь, Вы примените эти дары с пользой для себя. А сейчас мне пора, господин Зигефт не любит проволочек. Хотя, казалось бы, куда тут спешить… Ой, простите, я опять задумался! До скорой встречи! Да хранят Вас Боги.

— До встречи, Хелмадра.

Я пожал на прощание его немощную руку.

— Господин Бральди! — окликнул он меня, едва я отошел. — Кажется, Вам стоит посетить свои покои.

— С чего ты взял, старик? — спросил я.

— Нити тянутся, господин. Идите, Вас ждут важные дела.

— Хорошо.

Ничего хорошего. Старик водит меня за нос, но какая ему с этого польза? Молох его послал? Ну конечно же Молох, кто бы еще позволил красть из своих запасов заколдованные клинки! Но какая ему польза? Он все равно знает больше, чем я могу ему дать. Не верить чародеям! Но, черт побери, как же без них?!

Кукольник-Кукольник, куда же ты тянешь свои нити?

* * *

Дернув ручку входной двери, я точно не ожидал увидеть там то, что увидел.

— Эльза, что ты здесь делаешь?

Пророчица сидела на моей кровати, водя туманным, но почему-то счастливым взглядом по комнате, переводя взгляд с комода на умывальник и похоже, ей это нисколько не надоедало.

— Эльза, — сказал я, приблизившись к ней, — иди к себе, Кларисса наверняка уже вне себя от страха.

Девушка не ответила. О Боги, и что имел ввиду Кукольник, направляя меня сюда? Что мне теперь с ней делать? Если Кларисса найдет ее здесь, наверняка схватится за меч. Тяжело вздохнув, я сел на край матово черного одеяла.

— Она не забыла Аннукара, — прошептала пророчица, устремившись взглядом куда-то сквозь входную дверь.

— И что с того?

— Матушка не рада этому имени. Но она все время молчит о нем, я слышу. Аннукар пожирает ее сердце даже сейчас.

— Кем он был, Эльза?

— Он снился тебе, Барон, ты должен его помнить. Но не помнишь. Время еще не пришло. Но матушка знала его не так, как ты. Аннукар был для нее тем, ради чего она когда-то жила. В ней молчит обида. И любовь. Они перебивают друг друга, кричат, но никто не слышит. И она постоянно молчит о тебе, Барон.

Хороший сюрприз, девочка. Пожалуй, даже хорошо, что тебе взбрело в голову сказать это мне, здесь, наедине. Но теперь мне точно грозит кинжал в спину от этой вспыльчивой дамочки.

— Она ничего тебе не сделает, — сказала вещунья, словно читая мои мысли. А может, так и было. — Ты напоминаешь ей о том, ради чего ей теперь стоит жить. Скоро закончится твое пробуждение и начнется истинная свобода.

— Эльза, — сказал я, пытаясь не смотреть на нее. За растрепанной волной рыжих волос крылся монстр, серьезный и неотвратимый, как сама смерть. И попадаться ему на глаза будет не лучшим моим решением, — возвращайся к Клариссе, я не в настроении слушать пророчества.

— Ты отрицаешь свой путь, но при этом подчиняешься ему, — с явной усмешкой протянула она. — Ты странное существо. Может, ты даже достоин чей-то любви.

— Дай повод, умоляю, и вылетишь отсюда стрелой.

— Не гони меня, Барон.

Она положила свою руку мне на плечо. Вещунья провоцирует меня, хочет, чтобы я вновь заглянул в ту тьму, что морем безумия плещется в ее сознании. Нет, на такую глупость я больше не куплюсь, и не надейся.

— Не бойся того, что ты видишь, — сказала она звенящим сталью голосом. — Ты не захотел испить истины через кровь, так загляни в бездну через глаза.

— Уходи, — прорычал я.

— Ты все равно встретишься с правдой, Барон.

— Прекрати меня так называть.

— Загляни в бездну, вампир.

Это была не Эльза. Не рыжая девчонка, бормочущая бессвязные пророчества. Через нее говорила сила. Та, что сводила ее с ума. Та, что остановила Свет, когда он ворвался в эти земли. И теперь она хочет, чтобы я принял ее в себя. Отказался от того, что я есть, чтобы узнать будущее.

Эти мысли я вижу в ее черных, бездонных глазах. Тьма, мать всех вампиров, больше не желает принимать меня свое заботливое лоно. Она хочет уничтожить меня. Чтобы безымянный вампир умер, ушел прочь, оставив вместо себя прозревшее существо. И она не отступит от своего.

— Загляни в бездну, — шепчет Тьма.

Можно ли сопротивляться тому, что старо, как все сущее? Это не под силу даже магам. Огненная заря тает, и черная пелена проскальзывает в мою душу. Она бередит раны, скрытые под саваном неведения, рушит стены, созданные лживой жизнью. Но боли нет. Впервые, спустя столько смертей, я не чувствую боли.

Я спокоен. В моей душе тихо, как никогда. Мне не видны картины прошлого, а будущее размыто настолько, что кажется всего лишь миражом, сплетенным неведомым ярморочной гадалкой. Я забыл, что это значит. Но я чувствую, что все идет так, как идет. Все в этом умершем мире правильно, и жизнь и смерть — всего лишь краски на полотне, созданным бытием. Я погружаюсь в темноту.

Вот она — бездна.

Тишина и покой.

— Засыпай, вампир, — шелестит бескрайняя