Шрифт:
Закладка:
— Тяжелые болезни, голод, и неминуемая смерть ожидает тех, в чьем доме оно хранилось! — возгласил даос. Крестьяне ошарашенно замолчали.
— Скажите, наставник, что же нам делать? — спросил седой старик в круглой соломенной шляпе, стоящий неподалеку от Шэчи с женой. — Как умаслить мстительный дух Сюй Сяня?
— Не нужно Сюй Сяню ничего, кроме причитающегося ему серебра, — строго ответил Фан Цзумин. — Того, что было выслано его доброй тетушкой, дабы откупиться от несправедливого навета. Сам Циньгуан-ван[4] пообещал его духу, что найди Сюй Сянь пропажу, он сможет упокоиться с миром. Не примет дух Сюй Сяня никакой жертвы, кроме серебряных слитков, что должны были принадлежать ему.
— Это что же, нужно найти деньги тех древних разбойников? — выкрикнул кто-то. — Горные молодцы ведь спустили их на вино и женщин, как пить дать! Что же нам делать?
— Нет нужды искать те самые слитки, — мрачно ответил даос. — Не нужно также прятать то серебро, что лежит в ваших кошельках и тайниках. Сюй Сянь сам заберет его, со временем. Вместе с жизнями, вашими, и ваших семей, — крестьяне вновь заворчали, на этот раз — с недовольством.
— Нужно послушать уважаемого наставника, односельчане! — повысил голос старец в шляпе, перекрикивая гомон своих земляков. — Лучше избавиться от проклятого серебра самим, чем навлечь беду на себя и свои семьи! Кто знает, где этот дух будет бродить сегодня ночью? Вот ты, А Мань, — обратился он к мужчине, что возмущался громче других. — Согласен ли ты отдать призраку жену и дочь из-за нескольких лян серебра, что отложил на покупку свиньи? А ты, Чжан Лю, готов ли расстаться с престарелой матушкой ради тех немногих денег, что выиграл в кости в Хукоу неделю назад? Давайте уж лучше передадим проклятый металл мудрецу Фану, и избавим родную землю от многих бедствий! — после слов старика, ворчание убавило в громкости, и крестьяне принялись рыться в кошельках, складках поясов, и за пазухами.
— Погодите-ка! — громко воскликнул Инь Шэчи. Все взгляды обратились на него, когда юноша вышел вперед, и встал рядом с Фан Цзумином.
— Твоя сказка хороша, даос, но она никак не стоит сотни лян серебра, — насмешливо ухмыляясь, обратился к нему Шэчи. — За один только поклеп на Циньгуан-вана тебе следовало бы скостить четыре десятка лян, не меньше. Хоть он и был при жизни пьяницей и развратником, но погиб с честью — в битве с врагами государства. После смерти же он и вовсе прославился неоднократной помощью цзяндунским крестьянам. Требовать взятку, тем более, у невинно осужденного, Циньгуан-ван точно не стал бы. Затем, откуда твоему… Сюй Сяню знать о пропавшем серебре, и где именно оно исчезло? Эта несуразность стоит не менее тридцати лян. Еще три десятка надобно вычесть за бедняжку зеленую змею… то есть, Сяоцин. С чего бы ее подруга, белая змея… то есть, конечно же, Бай Сучжэнь, отправила ее, одну-одинешеньку, в опасное путешествие, нагруженную серебром? И как она тащила на себе десяток цзиней металла через горы? Верно, в ее поклаже и не поместилось бы ничего, кроме серебряных слитков — ни пищи, ни воды. И разве не должна была и она восстать беспокойным духом, или, хотя бы, прыгающим немертвым? Злые разбойники замучили ее, и бросили без погребения, даже прежде других героев твоей сказки. Выходит, уважаемые, — обратился он к крестьянам, — вам не нужно платить этому даосу ни медяка. Ведь все его россказни — досужие выдумки, полные невозможных глупостей!
— Да кто ты вообще такой, чтобы спорить с семисотлетним мудрецом⁈ — рявкнул один из крестьян, рослый детина, опирающийся на грабли. Холщовая рубаха едва сходилась на его широких плечах. — Думаешь, раз нацепил меч, то можешь клеветать на уважаемых людей? Давайте-ка проучим этого нахала, братья! — несколько крестьян поддержали его одобрительным гулом, и принялись проталкиваться поближе к алтарю, даосу, и стоящему рядом с ним юноше.
— Я защищаю твои деньги, дурень, — отпарировал Инь Шэчи с глумливой улыбкой. — Ты же не только жаждешь отдать их первому встречному проходимцу, но и намерен избить того, кто, желая добра, пытается отговорить тебя от этой глупости. Похоже, невредно будет вбить в твою пустую башку немного ума, — здоровяк с граблями злобно зарычал, и принялся расталкивать односельчан с удвоенным пылом. Шэчи уже начал засучивать рукава, как в их перепалку неожиданно вмешался Фан Цзумин.
— Достойные господа, незачем прибегать к насилию, — звучно возгласил он, поднимая ладонь. — Сей юноша сомневается в моих словах — разве стоит из-за этого бросаться на него, словно дикие звери? Тьму неведения может отогнать лишь свет знаний, но никак не избиение неведущего. Бай Сучжэнь отправила своему племяннику письмо, в котором говорилось, откуда ждать служанку с деньгами, и каков будет ее путь, — обратился он к Шэчи. — Что до остального — можешь ли ты знать помыслы духов и людей, юноша, и читать в их сердцах? Способен ли верно понять, отчего они совершают ту или иную вещь, пусть она порой и кажется нам несуразной? Все ли твои дела были разумны и уместны? Ты прожил чуть больше полутора десятков лет. Я же — много старше тебя, и мне подвластны силы, непостижимые для тех, кто не знает Пути. Но даже с ними, и опытом сотен лет жизни, я не могу предсказывать человеческие поступки. Вот мой совет тебе — не срамись перед честными людьми, и не препятствуй моей помощи жителям Янцзячжуаня. Не ради обогащения я делаю свою работу, но ради небесной справедливости, — гордо закончил он под одобрительное бормотание крестьян.
— Все твои слова — глупые и немощные отговорки, — насмешливо ответил Инь Шэчи. — Не я срамлюсь перед людьми, уговаривая их не отдавать последнее жулику, но ты: трудное ли дело, выдумать пяток имен? Назови ты своих придуманных духов Чжанами Вторыми и Ли Третьими, твоя история и то звучала бы менее нелепо, чем с прозваниями, украденными из старой сказки. Ты хвастаешь обладанием непостижимыми силами? Покажи мне их. Призови сюда волшебного журавля, на котором можно воспарить в небо, или вызови дождь, прямо сейчас, — он указал рукой в безоблачное небо, —
