Шрифт:
Закладка:
Вам, наверное, среди собственных книг особенно нравится «Поиски себя»?
Да нет, по-моему, эта книга не такая уж замечательная. Я ее написал отчасти в попытке выйти за собственные рамки — в смысле: могу ли я писать так, как от меня никто не ожидает? Могу ли быть совершенно другим писателем, писательницей, которую волнуют совершенно не те вещи, что меня? Удастся ли мне это? Смогу ли сделать каждую книгу непохожей на остальные? Вот какие у меня в основном были мысли. Кроме того, мне хотелось написать книгу о загородном доме, своего рода социальную сатиру, включить туда реалити-ТВ. Правда, я ее начал еще до того, как впервые увидел шоу «Big Brother» или услышал о нем, но мне понравилась идея слежения за людьми в доме: как это скажется на твоем писательстве, если у тебя появится возможность наблюдать за людьми. Я взял это за основу и решил превратить во что-то полусерьезное. Но, судя по откликам на эту книгу, воспринимают ее по-другому. Я хотел написать легкую, приятную, немножко печальную книгу, но, кажется, мне это не удалось. Вышло что-то более мрачное.
Все ваши книги не похожи друг на друга.
Тут замешано разное. Во-первых, то, как я обычно работаю: когда я что-то пишу, то думаю про следующую вещь, но мне хочется, чтобы следующая вещь получилась другой, — своего рода желание убежать от того, чем занят. Отчасти причиной тут мое убеждение, что писатель не должен замыкаться в рамках одного стиля. Я скорее из тех писателей, что стиль меняют, чем из тех, что погружаются в собственный стиль. Это… Я могу привести сотни причин, среди них есть весьма претенциозные, философские, имеющие отношение к личности, истинному «я». Глупо ведь считать, что у человека есть лишь одно истинное «я».
«Эксгумация» — это попытка «освоить» жанр триллера?
Да, мне хотелось написать триллер соблюсти все законы жанра. Чтобы не разочаровать человека, который берется за «Эксгумацию» как за триллер. Я хотел, чтобы вышло необычно, но при этом не собирался лишать читателя острых ощущений: чувство опасности, насилие… Потом, мне хотелось научиться писать в стиле экшн. Хотелось включить много разных кусочков Лондона — мест, куда редко удается заглянуть: морг, больница, задворки пабов и всякое такое. Еще меня занимала идея плоти: пуля, входящая в тело. Все, что связано с телом, вообще играет большую роль в современном искусстве, в брит-арте — хотя, возможно, в меньшей степени в литературе, по крайней мере того времени. Вот об этом моя книга. О телесном хаосе.
Как вы оцениваете творчество Иэна Макьюэна?
Я бы сказал, что ему лучше всех удалось написать о семидесятых. Он смог воссоздать ту атмосферу, которую я чувствовал и в то время, но понял это лишь сейчас. Своего рода тошнотворная приторность в сочетании с бетонной грубостью, серостью; ощущение, будто под этим бетоном что-то гниет, а с виду — только-только проступают черты упадка. Вот это, по-моему, ему удалось. Он взял какие-то детали и придал им вид важнейших черт того периода. По-моему, его успех объясняется правильным выбором. И потом, в то время (сейчас этого уже нет) литература по большей части была делом светским: мол, писать книжки — занятие эксклюзивное. Теперь так почти никто не считает. А в нем было нечто гораздо более непосредственное. За этим стояли Малькольм Брэдбери и Ангус Уилсон, у которых он учился в университете; на мой взгляд, между всеми тремя есть явная связь. У Ангуса Уилсона есть такие жутковатые рассказы — видно, что они оказали влияние на Макьюэна. Они и по стилю прозы схожи между собой: очень насыщенные, прямоугольные абзацы, идущие один за другим; шрифт чуть мелковат, не дает расслабиться.
Вы правда взяли себе за правило выдавать каждую неделю по рассказу?
О нет! Вот когда я учился в Университете Восточной Англии — тогда старался писать по рассказу в неделю. Мне кажется, у каждого рассказа свой темп. На какие-то рассказы у меня уходило по три месяца, какие-то писал в один присест, а на следующий день — еще один. Нет, они… Это была попытка провести тот год как можно плодотворнее. Тогда я не знал, смогу ли продолжать писать в дальнейшем, и хотел как можно больше всего успеть. Вообще-то я иногда подумываю о чем-то подобном, но разных других дел много. На последнюю книгу, «Я — ударник из группы „ОК“», у меня ушло десять лет. Первый из вошедших в нее рассказов был написан году в 98-м, 97-м. Я очень много времени провел с этими персонажами; по мере того как взрослел я, взрослели и они. По-моему, это пошло книге на пользу. Меня больше интересуют вещи, которые становятся средой, где ты живешь, а не то, что можно по-быстрому накатать.
Перевод Анны Асланян
Дэвид Лодж (David Lodge)
Английский прозаик, драматург и литературовед.
Родился в 1935 г. в Лондоне. Учился в Университетском колледже Лондона. Докторскую степень получил в Бирмингемском университете, где в 1960–1987 гг. преподавал английский язык.
Книги: «The Picturegoers» (1960), «Ginger You're Barmy» (1962), «Падение Британского музея» (The British Museum Is Falling Down, 1965), «language of Fiction» (1966), «Out of the Shelter» (1970), «The Novelist at the Crossroads» (1971), «Академический обмен. Повесть о двух кампуса» (Changing Places: A Tale of Two Campuses 1975), «The Modes of Modem Writing» (1977), «How Far Can You Go?» (1980), «Working with Structualism» (1981), «Мир тесен» (Small World: An Academic Romance, 1984), «Write On» (1986), «Хорошая работа» (Nice Work, 1988), «After Bakhtin» (1990), «Райские новости» (Paradise News, 1991), «The Art of Fiction» (1992), «Modem Criticism and Theory: A Reader» (1992), «Терапия» (Therapy 1995), «The Practice of Writing» (1997), «The Man Who Wouldn't Get Up: And Other Stories» (1998), «Горькая правда» (Home Truths 1999), «Думают…» (Thinks…, 2001), «Consciousness and the Novel» (2003), Author, Author (2004), «The Year of Henry James: The Story of a Novel» (2006), «Приговорен к глухоте» (Deaf Sentences 2008).
Пьесы: «The Writing Game» (1990), «Home Truths» (1999).
Литературные премии: премия Готорндена, литературная премия газеты «Yorkshire Post», премия Уитбреда (1980), «Букер» (1984,1988), премия газеты «Sundy
