зубами нелицеприятную правду о том, что я проводил все операции, свято уверенный, что девушка уже померла, а алиби нужно живым. Не то чтобы я считал свои мысли большим секретом, но к чему оповещать человека, что дул в его труп через рот исключительно в эгоистичных целях? К тому же – молодую девушку.

Но определенный эффект присутствовал. Под конец этого чаепития мы условились с Цурумой позабыть старое – то есть факт неприличного приставания друг к другу с приличными намерениями, начав общение с чистого листа.

После я проводил девушек до их общежития, но здесь Цурума неожиданно проявила инициативу. Послав радостно утопотавшую Рейко вперед, она обернулась ко мне со словами:

- Эмберхарт-кун, я должна была подойти с словами благодарности намного раньше…

- Не вижу никаких проблем… - пожал плечами я.

- …но они есть, - настойчиво перебила меня девушка, - Я, благодаря своему положению и положению своего рода, знаю, что вам можно доверять… а так же… прекрасно помню, что стукнулась головой сама. Дело в другом…

- Цурума-сан, мы же договорились начать с чистого листа, - немного укоризненно заявил я девушке. В ответ на это она притопнула ногой.

- Будьте добры выслушать до конца, Эмберхарт-кун! – тихо, но сердито зашипела Шино Цурума, - Я все эти дни запоминала тех, кто подходил ко мне с советами обвинить вас в покушении на мою жизнь!

- Оу, - я подобрался. Вечер сразу перестал играть детскими красками.

- Постарайтесь до конца учебной недели не оставаться один, Эмберхарт-кун, - тихо произнесла Цурума, - …и ждите гостей на выходные. Вокруг вашего дома ожидается непогода и удары молний…

Интерлюдия

Гордость редко знает свои пределы. Хотя, можно сказать иначе, гордость есть противоположность смирению, хотя бывает и так, что эти антиподы сочетаются самым причудливым и удивительным образом, порождая странные комбинации. Но иногда их создают и сами по себе.

Это место носило множество имен. Театр Гениев, Механический Город, Родина Кукол - были лишь наиболее известными, и то потому, что за менее известные, но куда более уничижительные частенько следовала изощренная и мстительная реакция. Огромная подземная пещера была облеплена изнутри пластинами устройств, подавляющих вибрации. А внутри нее располагался город… цех… непонятный паноптикум из сотен тысяч деталей и устройств. Здесь проживали и работали лучшие механики, лучшие ученые, лучшие инженеры страны. Таинственное царство механики, пара, эфира и открытий.

Кейджи Таканобу ненавидел это место больше всего. Страстно, отчаянно, каждым фибром своей патриотической души он презирал эту свистяще-гудящую пещеру, где едва ли не каждый час что-то взрывалось, что-то ломалось или протекало. Ему казалось, что эта бездушная и неуязвимая тварь при каждом его визите выпивает часть души. Что за грохотом проворачивающихся шестеренок слышится демонический смех, а в масло здесь добавляют свежевыжатую кровь страны.

Но что значат какие-то чувства перед долгом?

Кейджи кивал, едва заметно улыбаясь, когда Юга Тайко, один из главных инженеров Механического города, демонстрировал ему новые проекты. Точно так же кивал Томас Эриксон, пришедший с Таканобу англичанин. Они были настолько синхронны и одинаковы, два представителя разных наций, что старику Тайко бы задуматься, но неееет. Лысый, весь в шрамах от заживших ожогов, с нашлепкой на правом глазу и пневматическим протезом вместо правой ноги, старик с энтузиазмом размахивал руками, демонстрируя достижения местных мастеров.

«А протез немецкий» - в который раз с ненавистью подумал Кейджи, едва подавляя желание засунуть хитрую искусственную конечность ее владельцу… поглубже… помедленнее…

Поводов было много. Таканобу не сомневался, что Эриксон, когда сегодня вечером придет в свои апартаменты, обязательно выпьет любимого англичанами бренди и будет сидеть в кресле, куря сигару или трубку. А еще он будет снисходительно улыбаться. Нет, не смеяться, не ржать во все горло, не валяться по полу, стуча по дереву кулаками. Улыбаться. Представляя себе эту улыбку, Кейджи рефлекторно дергал пальцами, которые почти уже чувствовали прохладный металл протеза старика Тайко.

А тот все демонстрировал, угодливо улыбаясь ртом, испытывающим серьезный дефицит зубов.

Эфирно-пневматическая пушка «Онибука» могла внушить своим внешним видом страх и почтение даже русскому воину, отбывшему пять лет на сибирских границах, но на этом ее достоинства неумолимо заканчивались. Она… стреляла со скоростью и эффективностью древних пороховых орудий, демонстрируя лишь потрясающий эффект по дороговизне каждого выстрела.

«Карасумару» - очень старый проект Родины Кукол, представляющий из себя дичайшей сложности механическую куклу, выполнил несколько простых движений – прошелся, сел, поклонился, подпрыгнул и отсалютовал зрителям. За время этих итераций автоматон трижды искрил, потерял две детали, выпустил из головы струю пара… а еще у него погас глаз. Но это ему не помешало – живучесть у механического человека была уже запредельной. Такой же как вес… и стоимость.

Просмотр «достижений» шел своим ходом, Кейджи уже ощущал подступившее душевное опустошение, такое привычное ему с молодых лет, но внезапно вспомнил, что этот визит кардинально отличается от предыдущих. Надо же, столько ждал, столько готовился, почти не спал всю ночь, а вот – только вступил под своды этой пещеры, как из головы вылетело!

На паровую многосекционную «змею», представляющую из себя натуральный воздушный паровоз, Таканобу уже посмотрел куда бодрее. Со старой ненавистью, но с новой надеждой!

Впрочем, даже этот угнетающий поход был лучше его ежедневных проблем. Подковерные интриги родов, пережитый в недавнем прошлом аукцион на «место подле Героя», который внезапно показал рост благодаря английскому мальчику, подозрительная активность якудза в Роппонги и Йошиваре. Всем нужно было заниматься, все требовало внимания, везде Таканобу был нарасхват. Каждая ночь, в течение которой он выхватывал хотя бы пять часов сна, для совсем еще не старого сорокалетнего мужчины была праздником.

Гордость – обоюдоострый меч.

Продемонстрировав трехствольное тяжелое ружье, стреляющее шариками, содержащими в себе усыпляющую пыльцу, Тайко с довольной улыбкой склонился в низком поклоне. Он закончил презентацию. Самое время его поблагодарить и уйти. Так было раньше, но…

- Тайко-сан, - с мягкой улыбкой позвал склонившегося человека Таканобу, - Мне требуется немного вашего внимания.

- Да! – бодро рявкнул старик, распрямляясь и начиная поедать Кейджи взглядом.

- Эриксон-сан, будьте добры… - с этими словами японец, чья внешность была известна за счет двух шикарнейших залысин, принял из рук англичанина объемный, но легкий саквояж, который незамедлительно был передан Тайко со словами, - Я вверяю это в ваши руки, Тайко-сан, с верой, что в течение двух недель вы с мастерами ознакомитесь с содержимым.

Ответом было не менее бодрое «ДА!». Но Таканобу еще не закончил.

- Я снимаю с Театра Гениев