В то время как Максимилиан стоял у портрета, он услышал позади шаги, но когда оглянулся, то холл был пуст. Из обеденного зала доносилось звяканье кофейных чашек и стаканов. Максимилиан запрыгнул на буфет, чуть выпустив когти, чтобы не поскользнуться на его гладко полированной поверхности, и ещё раз тщательно оглядел весь холл, всматриваясь в неосвещённые участки на галерее. Он был единственной живой душой здесь, но всё же продолжал слышать шаги, причём они доносились не сверху, а сбоку, как будто кто-то бродил по галерее. Звук стал громче, и Максимилиан вздыбил шерсть. Он вглядывался во все углы, но зал был пуст, и только «тук-тук» каблуков всё нарастало с каждым шагом, пока кто-то, казалось, не прошёл мимо кота и не исчез вдалеке.

Максимилиан чуть слышно мяукнул, спрыгнул с буфета и кинулся вниз по лестнице. Он с такой скоростью приземлился на мраморном полу, что его задние лапы опередили передние, и он снова проехался через весь холл, но на этот раз на спине, отчаянно размахивая лапами в воздухе и пытаясь рулить хвостом.

– Ну, Макс, ну, дуралей! – воскликнула Сильвия, под руку с Агнессой выходя из обеденного зала. Максимилиан налетел на её ноги и выпрямился, в раздражении дёргая хвостом. В самом-то деле! Что это за способность у людей – появляться, когда кот выглядит не лучшим образом?

Лорд Фоули, проходя мимо, хмыкнул и пробормотал что-то типа «совсем как бабушкин кот».

– Пожелаем вам спокойной ночи, лорд Фоули! – Месье Лаврош расплылся в широкой улыбке. – А всем остальным с утра пораньше на репетицию.

Труппа шутливо издала стон, изображая отчаяние. Небольшая армия слуг и служанок, появившаяся ниоткуда, принялась помогать гостям располагаться в их комнатах.

Арабелла провожала Сильвию с Агнессой. Они остановились на верху лестницы, и Агнесса указала на портрет дамы в синем платье:

– Она такая красивая.

– Это леди Селин, жена первого лорда Фоули, того, который построил театр, – пояснила Арабелла. – Он любил этот театр, а леди Селин считала, что это глупая затея. Она не выносила, когда он тратил на театр все деньги и даже продал её драгоценности, чтобы заплатить за пристройку. Так что однажды ночью она отомстила за всё. – Арабелла перешла на шёпот, её глаза блестели от возбуждения. Агнесса и Сильвия придвинулись ближе, сгорая от любопытства. – В ночь перед грандиозным открытием театра, на которое лорд пригласил чуть ли не половину графства и заплатил актёрам из Лондона, чтобы они выступили перед гостями, леди Селин подожгла театр. Она сама не смогла убежать и погибла в огне. Первый лорд Фоули был в таком горе, что забросил театр навсегда.

– Какой ужас! – Сильвия вздрогнула.

– Это ещё не всё, – продолжала Арабелла. – В ту ночь, когда она погибла, исчезла самая большая её драгоценность – диадема. Она называлась «Лунный свет».

Девушка указала на портрет. На тёмных локонах дамы покоилась диадема из полумесяцев, каждый чуть больше, чем предыдущий. А в центре сияла круглая луна – один крупный бриллиант. Арабелла вздохнула.

– Диадема должна была перейти ко мне в мой восемнадцатый день рождения, но говорят, что призрак леди Селин забрал её, чтобы она не досталась лорду Фоули. Чепуха, конечно. Скорее всего, диадема была продана вместе с другими драгоценностями. Но так здорово думать, что она всё ещё где-то в доме и привидение леди Селин её охраняет. Ну и, конечно, некоторые говорят, что слишком опасно снова открывать театр, но это тоже чепуха.

– Почему опасно? – спросила Агнесса.

Арабелла улыбалась, но её объяснения прозвучали совсем не забавно. Даже несмотря на её блестящие от возбуждения глаза.

– Считается, что этот портрет несёт семейное проклятие, – проговорила она. – Говорят, что если театр когда-нибудь снова откроется, леди Селин спустится с портрета и будет преследовать того, кто осмелится выступать на его сцене.