Оказалось, что присутствие котов в обеденном зале не приветствовалось, во всяком случае, так считал обслуживающий персонал. Дворецкий лорда Фоули несколько раз пытался прогнать Максимилиана прочь, а один из слуг, с полным блюдом благоухающей лососины, даже коварно пнул кота. Максимилиан испытывал особые чувства к лососю, тем более что сегодня он пропустил все свои полдники и перекусы.

– Максимилиан повсюду ходит с нами, – пояснила Сильвия лорду Фоули, указывая коту, где сесть у её ног.

Хозяин поместья дружелюбно улыбнулся им.

– Он напоминает мне кота моей бабушки, чудесное создание по имени Эдгар… – начал лорд, и далее последовала долгая история о старом котике, который когда-то жил в их семье. Максимилиан слушал вполуха, это было не так интересно, как истории Оскара.

– …И мы потом целую вечность вычёсывали всё из его шерсти! – закончил лорд Фоули. Компания за столом услужливо рассмеялась.

Максимилиан оглядел обеденный зал. Богатое убранство – красные бархатные обои, зеркала в резных рамах и старинные семейные портреты, но из-под длинного стола, где сидел кот, всё, что он мог видеть, были ряды ног. Во главе их были ноги самого лорда в ярко-зелёных тканевых туфлях с серебряными пряжками, а рядом изящные серебристые туфельки его дочери Арабеллы.

Она сразу понравилась Максимилиану, потому что принялась восхищаться им, как только он проник в обеденный зал, и тайком скормила ему ломоть лососины под столом. Арабелла была очень хорошенькой девушкой семнадцати лет с тёмными, искрящимися глазами и чёрными блестящими, модно подстриженными волосами. Ещё она очаровательно смеялась. Девушка болтала с Сильвией и Агнессой так, как будто они были подружками, пообещала показать им всё поместье и упросила составить компанию им с Банти ночью в библиотеке, чтобы рассказывать страшные истории, «как мы делали, когда учились в пансионе».

Максимилиан проскользнул среди ног всей театральной труппы, чтобы сесть поближе к Банти. Она засыпала месье Лавроша вопросами о театре и всех тех знаменитостях, которые выступали на его сцене.

– Мы, конечно, с нетерпением ожидаем возможности выступить в театре лорда Фоули, – галантно проговорил месье Лаврош. – Говорят, это самый красивый мини-театр во всей Англии.

– Он чудесный! – подхватила Арабелла. – Я не могу дождаться субботы. Я сто лет просила папу устроить бал на Хеллоуин, но он всё время говорил, что это мерзкое зрелище. У меня такое восхитительное платье, прямо из Парижа, но я вам не скажу, кем я буду, а то не получится сюрприза. Мы все будем в масках и снимем их только в полночь, а на террасе будет играть настоящий французский оркестр, а в розовом саду будут ледовые скульптуры, вокруг искусственного озера будут выступать жонглёры с огненным шоу, а на самом озере будет призрачный галеон…

Она перевела дыхание и смущённо захихикала, немного покраснев. Банти опустила под стол кусочек своего бифштекса для Максимилиана и подмигнула ему. Он благодарно мурлыкнул в надежде, что она поделится ещё чем-нибудь. Максимилиан гордился тем, что чувствует «хороших людей», и Банти явно попадала в эту категорию. Она «случайно» уронила для него ещё кусочек и придвинулась поближе к месье Лаврошу, так что только он и Максимилиан могли услышать, что она сказала:

– Я надеюсь, что никто из дам не испугается из-за истории с привидением леди Селин. Я сама ни за что на свете не появилась бы в этом театре.

Максимилиан навострил уши. Значит, леди Селин – привидение! Но почему Банти так обеспокоена, что призрак выйдет из портрета? Месье Лаврош нервно рассмеялся и поддёрнул свой жилет.

– Привидение, вы говорите? Ну, ни один театр не может считать себя солидным заведением, если в нём нет какого-нибудь призрака. В нашем Королевском он тоже есть, хотя лично я никогда с ним не встречался.

Максимилиан закатил глаза. Люди такие бестолковые, когда дело касается призрака в театре. Агнесса отказывалась в одиночку ходить на склад костюмов, потому что однажды решила, что призрак подкрадывался к ней в темноте. Максимилиан подозревал, что на самом деле она не хотела, чтобы миссис Гарланд привлекла её к подшиванию костюмов.

– Но леди Селин – это совсем другое дело, – начала рассказывать Банти. Максимилиан заметил, что хотя девушка и говорила о том, что она в ужасе, на самом деле она совсем не выглядела испуганной. Скорее, всё это ей нравилось.

– Дело в её портрете…

В эту минуту слуги стали разносить десерт – кремово-воздушную смесь восхитительного вида. Максимилиан уже было решил вернуться к Сильвии, которая, может быть, поделилась бы с ним, но его удержало любопытство. Почему Банти так хотелось поведать месье Лаврошу о привидении? Что там такое с портретом? Но, наслаждаясь своим парфе, Банти не промолвила больше ни слова, и Максимилиан проскользнул назад к Сильвии, которая его не разочаровала.

Разговор перешёл к планам на день рождения Арабеллы. Месье Лаврош описал представление, которое они дадут в её честь, и долго рассказывал, какие прекрасные костюмы будут задействованы в шоу. Банти промокнула рот салфеткой и попросила разрешения удалиться, извинившись за то, что у неё болит голова после долгого путешествия. Максимилиан промяукал: «Если ещё остались сливки, то у меня ещё осталось для них место», но Сильвия была занята разговором с Агнессой. Поэтому он отправился в холл, чтобы расследовать, что не так с лестницей и портретом.

Теперь он гораздо осторожнее шествовал по скользкому полу и поднимался по ступеням. При ближайшем рассмотрении резная работа на балюстраде оказалась сплетением множества полумесяцев. Вдоль перил тянулся ряд звёздочек. Максимилиан запрыгивал на ступени, держась левой стороны, где лестница раздваивалась, и скоро добрался до площадки. Длинная галерея огибала весь холл, её освещали лампы, закреплённые на стенах. На верху лестницы с каждой стороны на каменном постаменте стояли прекрасные тёмно-синие вазы, по ободку и вокруг донышка украшенные блестящими золотистыми звёздами и лунами. На площадке над лестницей, за каменной балюстрадой, находился буфет из полированного дерева. Он был пуст, если не считать серебряных подсвечников по бокам, но над ним висел огромный портрет, который доходил до сводчатого потолка. На холсте была изображена женщина в тёмно-синем платье, похоже, что бархатном, и покрытом крохотными звёздочками. Максимилиан почти что ощущал тяжесть и мягкость этого наряда. Ткань мягкими волнами ниспадала к ногам женщины. Её тёмные волосы были искусно завиты и украшены мерцающей диадемой, а глаза, ярко-синие и пронзительные, прямо смотрели из-под густых ресниц. Максимилиан осмотрел другие портреты в холле. На всех люди были изображены на фоне изысканных парков или в элегантных гостиных. Но позади этой дамы не было никакого фона. Просто серо-синий холст, немного рябой, так что казалось, будто она плывёт в ночном небе.