— Я правильно поняла, вы позвонили в полицию потому, что карты показали…

— Простите, я могу сказать одну вещь? — перебила ее пожилая женщина, встав между Лильей и матерью Мунифа. — Если честно, то я тоже не думаю, что произошло что-то ужасное. Ваше предположение вполне верное — он ходил в школу в сопровождении Самиры из соседнего дома. А она может и хорошая девочка, но думает о чем угодно, только не об уроках.

— И все же вы позвонили в полицию. Как будто нам больше нечем заняться.

— А что мне было делать? Она была крайне взволнована. Вы же сами видите. — Женщина обернулась и показала на маму мальчика, тихо плакавшую в стороне.

— Мы даем им крышу над головой и пособие, чтобы они могли здесь жить. Но как они смогут почувствовать себя как дома, если мы не будем проявлять участие? Только на это я и надеялась, что кто-то из ваших приедет, и они поймут, что нам не все равно.

Лилье стало стыдно. Не перед женщиной, а перед собой. Она ведь всегда считала себя лучше других только потому, что голосовала за левых и сразу отправляла деньги в благотворительные организации, когда случалось что-то ужасное, и это показывали по телевизору. На самом деле она была такой же как все, ей было, по большому счету, все равно.

— Вы правы, — сказала она. — Простите.

Она достала блокнот, подошла к родителям и села на корточки рядом с ними.

— Меня зовут Ирен Лилья, я работаю в полиции Хельсингборга, и я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы Муниф благополучно вернулся домой.

— Большое спасибо, — сказала мама мальчика и вытерла слезы. — Аймар плохо говорить по-шведски, но он тоже рад, что вы пришли.

Она обменялась взглядом с мужем и улыбнулась ему.

— Прежде всего мне понадобится фотография вашего сына.

— Я возьму это на себя, — сказала пожилая соседка и вышла из кухни.

— Не могли бы вы описать, во что он был одет, когда выходил из квартиры?

— На нем был красный брюки и голубая куртка с пуговицами с Человеком-пауком.

— Вы не заметили что-нибудь необычное в его поведении?

— Нет, все было как обычно. Он у нас такой добрый. — Мама мальчика только покачала головой.

Отец мальчика сказал что-то на арабском.

— Муниф не хотел выкидывать пустые бутылки. Но я сказала, что помогать должны все. Все шведы сортируют мусор, и мы должны это делать. И он взял их, хоть и не хотел.

— А эта Самира, где она живет?

— В доме напротив, этажом выше. — Женщина указала на соседний дом.

— Учитель не сказал, она была в школе?

— Я не знаю. Я так перепугалась, что забыть спросить.

Лилья кивнула и положила руку на плечо женщины, пытаясь утешить ее. В этот момент вошла соседка, державшая в руках школьное фото гладко причесанного мальчика в красивой белой рубашке, жилетке и бабочке.

— Он рассказывал мне, как сам выбирал одежду и приводил себя в порядок, чтобы понравиться Самире, — рассказала соседка тихим голосом. Мама мальчика зажгла благовония и начала перемешивать колоду карт. — Я думаю, они немного влюблены друг в друга.

Лилья поспешно спустилась вниз по лестнице. Ей нужен был глоток свежего воздуха. Скорее всего, ей стало так плохо от запаха благовоний, и когда мать мальчика задала картам вопрос о том, как нужно поступить с расследованием, пришлось выйти из квартиры.

Как показывала практика, мальчик должен был через некоторое время сам вернуться домой, и обязательно нашлось бы разумное объяснение тому, почему он пропал. Но она обещала связаться со школой, Самирой и ее родителями, и, если бы и это не прояснило ситуацию, планировала привлечь локальную полицию Бьюва и попросить их объявить мальчика в розыск.

Она увидела вывеску и подумала о другом. Вместо того чтобы спуститься на улицу и подышать свежим воздухом, открыла металлическую дверь и оказалась рядом с лестницей в подвал.

Центр переработки отходов.

По словам матери, Муниф пошел туда с пустыми бутылками, и Лилья надеялась найти след, указывавший на то, куда дальше мог отправиться мальчик.

Люминесцентная лампа на потолке зажглась автоматически, когда она вошла в помещение и огляделась. Кроме нескольких контейнеров на колесах, выстроившихся вдоль грязных бетонных стен, в помещении было пусто и тихо. Там никого не было. И все же она решила открыть контейнеры один за другим и порыться среди картонных коробок, газет и липкой пластиковой упаковки.

Нигде не было видно следов мальчика. До тех пор, пока она не включила фонарик в мобильном телефоне и не посветила им под одним из контейнеров. В этот момент она осознала, что ошибалась, в то время как мама мальчика и карты были абсолютно правы.

Маленькая пуговка с красно-синим супергероем лежала под контейнером со стеклянной тарой всего в десяти сантиметрах от края. Была ли она плохо пришита или кто-то схватил мальчика? Кто-то из жителей этого дома, зашедший в помещение в тот момент, когда мальчик был здесь со своими пустыми бутылками.

Она вернулась ко входу в дом и подошла к списку жильцов, одновременно доставая телефон в поисках номера Сверкера Хольма по прозвищу Утес.

— Привет! Как дела? Я слышал, ты задержалась в моем милом родном городке.

— Еще не известно, милый он или уже нет. Мне нужна твоя помощь — надо проверить всех жильцов одного из домов.

— Не вопрос. Какой адрес?

— Улица Винтергатан, 2А.

— О, это мои родные места! Если хочешь знать, я сделал свои первые шаги во дворе дома номер восемь по улице Трумпетгатан всего в нескольких минутах оттуда! Конечно, со временем там многое изменилось, но…

— Утес, не сейчас! — прервала его Лилья и подумала, что лучше бы позвонила Астрид Тувессон или Ингвару Муландеру.

— О̕кей, но ты скажи, если понадобится помощь с выбором местечка для обеда. Я вот всегда буду только за «Шницель и…»

— Утес, твою ж мать! — Ее голос был слышен на пролет выше, и она постаралась говорить тише. — Я подозреваю, что он может все еще быть в доме у кого-то из соседей, и не знаю как ты, а мне совсем не хочется прийти слишком поздно.

— Во всяком случае, осужденных за педофилию в списке жителей точно нет, — сказал Утес таким тоном, что нетрудно было понять — он обижен.

— Будет достаточно и кого-то, кто находился под подозрением, — ответила Лилья таким тоном, который ясно давал понять — ей было плевать на то, что он обиделся.

— И таких тоже не имеется. Но там есть человек, который работает в детском саду в Солросене недалеко от…

— Имя есть? Мне нужно имя.

— Если ты только дашь мне договорить, то я скажу: его зовут Бьерн Рихтер, ему тридцать два года, и он живет один со своими…