Он стоял в гостиной. Его взгляд блуждал где-то далеко-далеко. «Котенок», – снова и снова повторял он. В нем, будто черви под кожей, шевелились воспоминания. В воздухе витала гроза. Самая что ни на есть страшная.

Я прильнула к нему бочком. Он подхватил меня трясущимися руками. От его дыхания моя шубка шла бороздами. Я замурлыкала и прижалась к его щеке. Напряжение пошло на спад. Тед задышал более размеренно. Я потерлась о его лицо мордочкой. В меня лавиной хлынули его чувства. Мне было больно, но я терпела. У кошек все быстро проходит.

«Спасибо, киска», – прошептал он.

Вы понимаете? Когда он меня позвал, я хоть и была занята, но все равно пришла. Господь поставил передо мной эту задачу, и я с радостью ее выполняю. Отношения с другими – вещь очень деликатная. Над ними надо трудиться каждый день.

Леди-тед поет свой заунывный мотив. Я знаю наизусть каждую ее композицию, едва заметную дрожь и крохотную фальшивую нотку в той песне о прериях. Он постоянно слушает эти записи, когда здесь нет Лорен. Теду, похоже, нужна компания. У меня такое ощущение, что кошка за собеседника не считается. Будь я обидчива, меня это наверняка бы оскорбило. Но теды всегда такие бедолаги, поэтому подобные вещи не стоит принимать на свой счет. Я говорю в целом, потому как не знаю ни одного теда, кроме Теда, у которого живу. Ну и Лорен, надо полагать.

Расскажу все с самого начала. Как он нашел меня во время грозы, в тот самый день, когда нас воедино связала прочная веревочка.

Помню, как я рождалась на свет. Сначала меня не было, а потом появилась, без всяких предупреждений. Меня вышвырнули из теплой утробы в холод, я запуталась в клочьях липкой оболочки плода, ощутила шерсткой первое дуновение воздуха и впервые открыла ротик, чтобы закричать. Она склонилась надо мной, огромная, как небо. Я почувствовала на шейке теплый язык и такие же теплые губы. Пойдем, киска, здесь небезопасно. Мама-кошка. Остальных мы бросили в грязи. Им было не пережить тот поход. Мягкие тельца, с которыми я все эти месяцы делила мрак, теперь неподвижно застыли в потоках ливня. Надо идти. Ее одолевал страх. Я точно могла это сказать, хотя и была еще совсем маленькая.

Ненастье, должно быть, продержалось не один день. Сколько именно, мне неведомо. Мы переходили с места на место в поисках крова и тепла. Глазки мои на тот момент еще не открылись, поэтому память запечатлела лишь запахи и прикосновения: мягкое, пахнувшее землей место, где мы спали, резкую, неприятную вонь крыс. Ее мех на моем носике, когда она тесно сворачивалась вокруг меня калачиком, щекочущий аромат листьев падуба. Открыв глазки, я могла видеть лишь смутные очертания. На землю сверкающими ножами обрушивался дождь. Мир грохотал и дрожал. Поскольку, кроме грозы, я больше ничего не знала, мне казалось, что так будет всегда.

Я понемногу научилась стоять, а потом и ходить. Вскорости поняла, что с мамой-кошкой что-то не так, что-то не в порядке с ее телом. Она все медленнее двигалась. И мне доставалось все меньше молока.

Как-то ночью нас приютил овраг. Над головой, бичуемые бурей, трепетали кусты ежевики. Она согрела и покормила меня. Затем заурчала. Голос прозвучал слабо, тепло куда-то ушло. Потом мама-кошка затихла. Ко мне стал подбираться холод.

Послышался рев, ослепительно полыхнул луч света, только не дрожащий небесный сполох, а желтый круг. Что-то вроде сотканного из плоти, сверкающего в струях дождя паука. Тогда я не знала, что это называется «рука». Он объял меня со всех сторон, меня отобрали у мамы.

«Что это?» От него исходил резкий запах земли. Манжеты скользили от грязи. Рядом рычал зверь. Он посадил меня зверю в утробу. По железной крыше мелкими камешками барабанил дождь. Он завернул меня в желтое, с голубыми бабочками, полотенце и согрел. Оно пахло кем-то знакомым, чем-то таким, что я уже знала или же страстно хотела узнать. Но разве так бывает? Я ведь даже не водила еще ни с кем знакомств.

«Бедный, маленький котенок, – сказал он, – я ведь тоже совсем один».

Я лизнула его большой палец.

В этот момент все и случилось. У него в груди, там, где полагается быть сердцу, вспыхнул приглушенный, белый свет, свился в веревочку и по воздуху протянулся ко мне. Я орала и брыкалась, но меня крепко держали. Свет обвился вокруг моей шеи и соединил меня с его сердцем. Никакой боли. Нас просто связали вместе. Не знаю, испытал ли он в тот момент те же чувства, что и я, – мне нравится думать, что да.

Затем он отнес меня в этот милый, теплый дом, где я могла постоянно спать, а он меня гладил. Мне даже наружу смотреть не нужно, да и не хочу! Все окна он заколотил досками. Тед превратил меня в домашнюю кошку, и с тех пор мне больше не приходилось ни о чем беспокоиться. Это только наш дом, и никого другого мы к себе не впускаем. Разве что Мрак, само собой разумеется, зеленых мальчиков и Лорен. Хотя если честно, то без некоторых из них я вполне могла бы обойтись.

Полагаю, мне надо нас представить. Ведь именно так начинают всякие рассказы. Это трудно. Я совершенно не различаю тедов в телевизоре. Я не знаю, какие детали важны, а какие нет. Словом… по цвету мой Тед наподобие песка. На лице у него лоскуты рыжего меха, несколько гуще на голове и темнее оттенком – что-то вроде лакированного дерева.

Что до меня, то Тед всегда зовет меня «ты», «котенок» или «киска». Но на самом деле меня зовут Оливией. На грудке у меня узкая, белая полоска, ярко выделяющаяся на фоне черной, как смоль, шубки. Длинный и стройный, словно палочка, хвост. Большие, удивительно подвижные уши с деликатными кончиками. Невероятно чуткие. Глаза в форме миндалин и зеленые, как оливки для коктейля. Думаю, не ошибусь, если назову себя красавицей.

Иногда мы действуем как великолепная команда, но порой воюем. Да, все именно так. По телевизору говорят, что всех, и тедов, и кошек, надо принимать такими, какие они есть. Но при этом устанавливать границы. Границы – это важно

Ну все, пока хватит, чувства очень утомляют.

Где-то далеко то ли звонит колокол, то ли зовет чей-то пронзительный голос, рывком вырывая меня из состояния дремы.

Я трясу головой, дабы стряхнуть с себя сон. Но шум не стихает. Может, где-то рядом тихонько поют? Мне это не по нутру. ИИИИиииИИИИ.

Подушечки моих лапок нащупывают восхитительную мягкость оранжевого ковра, я словно иду по крохотным, мягким катышкам. По цвету он напоминает морской закат. Проникающий сквозь отверстия в досках свет расцвечивает стены пестрым узором. Они здесь спокойного, пурпурного оттенка. Нам с Тедом этот цвет кажется красивым. Порой мы с ним сходимся во мнении! А вот кресло с откидной спинкой, в котором любит сидеть Тед, – кожа на подголовнике и подлокотниках вытерта до блеска. Дыру, пробитую столовым ножом во время этих гнусных гонок на велосипеде, он заделал серебристым скотчем. Мне в этой комнате нравится все, за исключением двух предметов, восседающих на каминной полке рядом с музыкальной шкатулкой.