Я поставила портрет на место и дернула шнур звонка, позвав Рози, чтобы она помогла мне подготовиться ко сну.

Их история – не моя. Они оставили мне наследие, оставили имя. И я должна соответствовать этому имени. Должна быть разумной, должна быть исполнительной.

А значит, я не могу позволить себе такую роскошь, как брак по любви.

Глава 2

На следующее утро я передала с Гаэном свое «да». А после школы в комнате меня ждал сюрприз – прекрасное шелковое платье цвета розовой пудры, висевшее при входе в гардеробную. За почти шестнадцать лет жизни я не носила ничего столь же изысканного и женственного. Рози – та едва не упала в обморок от восхищения. Но чем больше я рассматривала полу прозрачные рукава, атласные манжеты и пояс, жемчужные пуговицы на лифе, тем большая меня охватывала злость. Значит, дядя даже и не сомневался в моем ответе, раз сделал заказ швее заранее.

Что бы я ни решила, последнее слово всегда оставалось за дядей.

Я молча вытерпела примерку, во время которой даже Нелла расщедрилась на комплимент. Наряду, а не мне. После чего платье забрали, чтобы подогнать.

Три дня спустя я отправилась в школу в особо подавленном настроении. После учебы меня ожидала окончательная примерка платья. И, как всё окончательное, это вселяло в меня тревогу.

Распрощавшись с Неллой у фаэтона, я двинулась по дороге к широкому крыльцу школы, с каждым шагом ощущая, как по мышцам разливается напряжение. Идеально прямая спина, вздернутый подбородок и высокомерный взгляд – маска, которую я не снимала здесь с самого первого дня на протяжении неполных шести лет.

В школу детей отдавали в десятилетнем возрасте, поскольку к этому времени дар просыпался у всех. Наша была расположена в самом богатом районе Зеннона, неподалеку от Храмовой площади и Красного моста через Венну. Дядя мог оставить меня на домашнем обучении, но это посчитали бы чересчур странным, ведь школа давала не только знания, но и возможность завязать нужные знакомства. Не то чтобы приемной дочери Советника первого ранга это было так уж необходимо, но такова традиция. Тем более что дядя и сам учился именно здесь.

Первого августа отмечали День открытия Серры. Обычно вся последующая неделя была наполнена чередой фестивалей, торжественных церемоний и служб, а после… после начиналась учеба. В год, когда началась моя учеба, я впервые в жизни ждала август не в предвкушении праздника, а со страхом. Я отправлялась в школу, чувствуя себя самозванкой и боясь, что мою тайну вот-вот раскроют. Накануне дядя провел со мной двухчасовую беседу, советуя, как поступать в том или ином случае. С каждой минутой разговора мне всё больше казалось, что это безнадежная затея. Я провалюсь, не справлюсь и снова разочарую его.

Но вместо того чтобы смотреть на меня с презрением, которого я заслуживала, на меня пялились чуть ли не с обожанием. Да, в школе доставало детей Советников, но наследница Эрена Линда была всего одна. И все хотели со мной пообщаться, все хотели со мной дружить.

В первый же перерыв одноклассницы позвали меня в одну из комнат отдыха, предназначенных для девочек. До этого я почти не виделась со сверстниками – с каждым годом дядя сокращал круг моего общения, пока на мое десятилетие за столом не оказалось ни одного ребенка. Несмотря на волнение, перспектива стать среди них своей меня так захватила, что я согласилась не раздумывая.

Комнатка была милой, в лимонно-мятных тонах, с мягкими креслами и пуфами, расставленными вокруг трех столиков. Я сразу представила, как буду проводить здесь время со своими новыми подругами, и впервые за день улыбнулась.

Но помимо освежающего сока с печеньем меня ждало кое-что еще.

– А давайте сыграем в жабу? – предложила одна бойкая белобрысая девчонка, к верхней губе которой пристали крошки.

Все дружно закивали, а у меня упало сердце. На тех редких праздниках, где были дети постарше, я неизменно замечала подобные шелковые мешочки и маленькие песочные часики. Каждый по очереди опускал руку в мешок и должен был как можно скорее отыскать камень, который называл ведущий. Тот, кто быстрее всех опознавал все камни, побеждал в игре. А самый медленный становился жабой и должен был квакать и скакать вокруг стола, пока песочные часы не перевернут дважды. Понятное дело, все камни были подобраны так, что на ощупь их отличить было невозможно – только увидеть с помощью дара.

– Правда, это самый простой набор, всего из шести камней, – словно извиняясь, проговорила хозяйка игры.

Все десятилетки играли в жабу. Все. И те, у кого дар проснулся недавно, и те, у кого он проявился несколько лет назад, соревновались, отстаивая свое место в мире сверстников.

Я попыталась сглотнуть. К такому дядя меня не готовил. Вместо мыслей в моей голове завихрилась тьма. И, не глядя на лица, горевшие ожиданием, из этой тьмы я вытащила слова, тяжелые, как якорная цепь:

– С чего вы решили, что меня интересует подобное ребячество?

Я нахмурила брови точь-в-точь как Нелла и вздернула подбородок. Девочки заморгали, словно в глаза им бросили песок, потом неуверенно заулыбались.

– Ну мы и сказали, что это простой набор…

Презрительно фыркнув, я встала, расправила плечи и отправилась обратно в класс. Девчонки за моей спиной обижен но зашуршали:

– Ну и гордячка! Подумаешь, дочь Эрена Линда, могла хотя бы сделать вид…

В тот день я поняла, что единственная возможность сохранить свою тайну – спрятать лицо за маской и оградить себя щитом неприступности. Даже если это и подразумевало, что друзей у меня никогда не будет.

Я шла по широким и светлым школьным коридорам, едва отвечая кивками на приветствия. Удивительное дело, я считала, что, надев маску высокомерия, отпугну от себя всех и вся, но, видимо, у гордячки Виры был свой шарм, поэтому участь изгоя меня миновала. Многие по-прежнему хотели со мной дружить и общаться, со временем научившись обходить тему камней стороной, к большому моему облегчению.

Что еще более удивительно, у меня почти сразу завелась подружка. Самопровозглашенная подружка, ибо, будь моя воля, я бы ни за что на свете не имела дела с Та́ми Марго́лд. Пухлощекая, приземистая, она смотрела на меня снизу вверх в прямом и переносном смысле и словно не понимала, что я не хочу с ней дружить, – как собачонка, которая, сколько ни прогоняй, всё равно ластится снова. Со