Я пойду вместе с вами и убью кого скажете, только оставьте мою жену в живых!

Но повстанцы его не слушали.

— Новые бойцы нам не нужны! — заорал в ответ один из них. — Это наша последняя атака перед Порт-Локо, поэтому мы убиваем всех, кого поймаем.

Один из парней уткнул дуло большого ружья в спину пленника, двое других поставили его на колени лицом к жене.

На глазах у всех нас, на глазах у несчастного мужа головорезы убили беременную и нерожденного ребенка, которого она носила.

— Нравится на такое смотреть? — спросил меня мятежник.

Однажды Мари пересказала мне слух о повстанцах:

— Когда они убивают, то заставляют невольных свидетелей говорить, будто им нравится смотреть на всякие ужасы. Если свидетели упрямятся, мятежники убивают и их. Если окажешься в такой ситуации, говори, что смотреть нравится, как бы жутко ни было.

Поэтому я и ответила мятежнику:

— Да, нравится.

— Отлично! — расхохотался тот. — Может, тебя мы и не убьем.

Стороживший нас громила схватил Адамсей за косички и заставил подняться. Он толкнул мою сестру в руки другого мятежника, который развернул ее и за волосы поволок по дороге к одному из домов. Сквозь пламя пожарища я видела, как повстанец затащил Адамсей в хижину, и тень сестры исчезла внутри.

«Прощай! — сказало ей мое сердце. — Прощай!»

ГЛАВА З

Я и прежде молилась, порой до пяти раз вдень, как предписывает мусульманам Коран, наша священная книга. Мечетью в Магборо служил дом из красной глины. По ночам ее освещали свечи и керосиновая лампа. У нас был имам, который проводил службы и читал проповеди.

Мари научила меня молиться о счастье, о богатом урожае, о том, чтобы найти хорошего мужа, когда вырасту. Я же по-настоящему молилась только о новых платьях. Каждый год на Айт, означающий конец Рамадана, месяца священного поста, Мари дарила нам, детям, новую одежду, которую покупала в Порт-Л око, городе в нескольких часах пути от нашей деревни. Я мечтала о доке те и лаппе — традиционном для Африки хлопчатобумажном комплекте одежды. Молитвы определенно работали, потому что на Айт я всегда получала обновки.

Когда Адамсей исчезла в доме вместе с мятежниками, я закрыла глаза и начала молиться, молиться без устали, только на этот раз не об обновках: «Всемогущий Аллах, дай мне умереть быстро. Если моих родных поймали мятежники, дай быстро умереть и им. Не позволяй повстанцам разрезать мое тело на кусочки».

Я молилась так истово, что у меня запульсировало в висках. Открыв глаза, я увидела, что малолетние бойцы на меня таращатся. Если бы не ружья, ножи и красные глаза, можно было подумать, что мы играем в прятки; что, сосчитав до ста, я открою глаза и увижу улыбающихся деревенских мальчишек.

Голова у меня закружилась. Взгляд расфокусировался. Сперва пропал слух, а потом и зрение. Я потеряла сознание.

Придя в себя, первым делом я услышала музыку, гремевшую в ушах. Парни и взрослые мужчины подпевали, некоторые просто горланили непонятный мне текст. Параллельно мятежники выкрикивали слова, значение которых я узнала лишь позднее, когда уехала в Северную Америку: «Рэмбо», «киллер», «сивуха».

Веки я разлепила с трудом: они склеились от слез, пыли и грязи. Сначала я видела только красные и желтые тени и чувствовала жар, как от солнца в знойный день.

Но потом зрение сфокусировалось, и я поняла, что источник теней и жара — костер, уничтожающий отобранное у жителей Манармы добро. Пламя бушевало, теперь его дикие всполохи скрывали от меня деревню. Перед ним мелькали силуэты пляшущих мятежников.

Я лежала там, где упала, — прямо на дороге. Руки мне развязали, но после долгих часов в веревочных путах они онемели. Тем не менее я сумела набрать пригоршни сухой красной земли и натереть себе волосы, лицо, плечи и ноги. «Грязной девчонкой мятежники побрезгуют», — решила я.

— Отведите ее к реке, пусть вымоется! — проорал владеющий темне. Лица его я не видела, но он был рядом — как и раньше, стоял у меня за спиной. Приказ он отдал четырем юным мятежникам.

— Погодите! — взмолилась я, когда старший рывком поднял меня на ноги. — Я сикать хочу. Пожалуйста, можно мне посикать, пока вы меня не убили.

Повстанец отпустил меня и отступил на шаг.

— Так мы тебя не убьем. — Он скупо улыбнулся. — Мы возьмем тебя с собой. Ты хорошенькая. Пригодишься.

— Но ты же сказал, что пленников вы больше не берете.

— Я соврал, — отозвался мятежник.

Не знаю почему, но мне и до этого казалось, что этот солдат хочет взять меня с собой — красться по бушу и грабить поселения. Увидев юных мятежниц за готовкой, я тотчас представила, как жарю с ними кассаву.

— Ладно, я пойду с вами, — сказала я, стараясь подыграть ему. — Но сперва дай мне посикать.

Старший мятежник не сдвинулся с места, а только махнул рукой парням: вперед, мол.

— Следите за девчонкой, велел он им. — Не дайте ей сбежать. Она мне нравится. — Солдат погладил меня по щеке, а отступая, подмигнул. Я содрогнулась.

Парни отпустили меня в надворный туалет. Сильно удивившись, я радовалась одиночеству. Без сил опустившись на землю, я закрыла лицо руками. Что делать, я не знала. Можно было попробовать спастись, рванув в кусты, но от них меня отделяло открытое футбольное поле. Вспомнилось, как усмехались юные повстанцы, убив беременную женщину. Я не сомневалась, что парни, караулящие у туалета, будут так же усмехаться, использовав меня в качестве мишени для стрелковой подготовки.

«Пойду с ними», — решила я в панике, хотя становиться мятежницей совершенно не хотелось. Меня затрясло, в горле встал ком. Сдержав слезы, я выпрямила спину и хлопнула себя по щекам. «А ну соберись! велела я себе. — Ты их перехитришь. Отправляйся с ними. Веди себя так, словно ты в восторге от них и бежать не намерена. А потом улучи момент и сбеги!»

Сознание наполнилось мыслями об Адамсей, Ибрагиме, Мохамеде, Мари и даже об Али. Родные с улыбкой стояли у меня перед глазами. Я мысленно попрощалась с каждым из них.

«О Аллах, помоги мне! — снова взмолилась я. Покажи мне, как сбежать!»

Парни-караульные начали терять терпение.

— Ты что так долго?! — спросил на темне один из них.

Отвечать я не стала — секунду спустя вышла из туалета и зашагала к мятежнику, отдававшему приказы. Парни потянулись следом.

Старший мятежник разговаривал с мужчиной, которого я прежде не видела. Кожа у незнакомца была светлая, почти белая.