Шрифт:
Закладка:
Взрыва, как показывают в фильмах, я не увидел. Просто искры, облако дыма, едва различимое в наступающих сумерках, облезлый фюзеляж мелькнул передо мной своими желтыми пятнами, и "мессер" стал падать, разматывая черный шлейф дыма... Второй самолет, увидев что его напарника сбили, тут же набрал высоту и стал кружить над эшелоном. Пилоту сбитого самолета удалось сесть за садом, на склон холма. Видно этот склон и не дал взорваться самолету, плавно погасив немалую скорость.
Как-то резко прекратился грохот взрывом и треск очередей, затих звук моторов, остались только треск горящих вагонов, крики ужаса и боли тех, кто выжил. И пришло удивление от того что этот поезд существенно отличался от тех, которые не раз видел в своем времени. Локомотив был разворочен прямым попаданием бомбы, кроме него, от бомбежки пострадали еще два вагона, остальные были прошиты пулеметным огнем. Сами вагоны мало походили на привычные — с обеих сторон виднелись наружные черные лестницы, по которым сейчас спускались те, кто не успел покинуть их во время штурмовки. Огонь постепенно расползался по составу, и погасить его было нечем, да никто и не пытался.
Мы в азарте рванули к месту приземления, но как только выскочили ближе к эшелону, водитель резко затормозил и начал бешено выкручивать руль влево, снеся с необыкновенной легкостью стоявший на пути сарайчик. Во время этого дела я так ударился лицом о броню что потерял сознание.
Придя в себя и стряхнув оцепенение, я осмотрелся и увидел что в транспортере никого нет, а снаружи слышались многочисленные крики, стоны и плач. Кое как вылез я из БТР, который стоял на месте снесенного строения с грудой всякого хлама на броне, увидел жуткое зрелище: вся полоса земли вдоль остановившегося поезда была усеяна телами мертвых и раненых женщин, детей, стариков. У многих из них не было рук, ног, которые были оторваны крупнокалиберными пулями авиационных пушек. Большую часть пассажиров поезда составляли военные, которые сейчас как муравьи целеустремленно двигались у вагонов. Организовались они довольно быстро, главный определился очень просто: у кого выше звание, тот и командует. Он и организовал помощь раненым, направил трех командиров в ближайшую деревню за подводами для них. Часть из них была в форме, эти наверное ехали в не пострадавших вагонах, у нескольких было даже личное оружие. Другие щеголяли измазанными в грязи и копоти белыми нательными рубахами, зелеными или темно-синими бриджами и сапогами. Было много молодых парней лет двадцати, видимо, лейтенанты, направляющиеся в свои части после училищ. Все это как-то фоном проходило в моем сознании. Я стоял около водителя БТРа, который сидел с остановившимся взглядом у переднего колеса и что-то постоянного говорил, постоянно повторяя: — Я не хотел, я не мог затормозить на траве...
Посмотрев вдоль следа, который оставила "семидесятка", увидел что он переехал ноги молодой девушки и протащил ее по земле несколько метров. Заставив себя подойти ближе, понял что машина переехала ее, когда она уже была мертва. Малокалиберный снаряд вырвал тело у нее от подмышки, практически до бедра. Водитель увидел погибших и раненых с поезда, и начал резко тормозить и уходить в сторону, но скорость и масса машины были большими и принять в сторону не задев никого не получилось.
Подойдя к нему, пару раз не стесняясь дал по щекам: — Она уже была мертва! Слышишь?! Она уже была мертва, когда попала под колеса! Вставай!
И тут он начал плакать, навзрыд, захлебываясь и сотрясаясь всем телом. Дав ему немного времени спустить пар, поднял его и приказал: — Давай, садись за руль, поехали к самолету! Ты понял?!
—Да, да! К самолету, товарищ лейтенант...
Через пару минут мы подъехали к упавшей машине. Не доезжая метров тридцать, остановились. Подойдя к самолету, было слышно шипение перегретого двигателя, запах горелой изоляции и стон пилота. Он находился в кабине с откинутым фонарем, и не имел сил выбраться из нее. В свисавшей наружу руке был зажат пистолет.
Водитель, стоявший сзади меня, подошел и со всей силы, наотмашь ударил пилота прикладом калашникова в лицо. Тот моментально затих. Потом он выхватил из его окровавленной руки пистолет и потащил летчика из кабины. Оттащив вместе тело к БТРу, я фонариком осветил его разбитое лицо. Так впервые, в упор увидел врага. Это была молодая женщина в светлом летном комбинезоне. ее волосы выбились из-под шлема, и от нее пахло духами!
Не знаю как солдат, я был в полном ступоре. Водитель с животным завыванием начал бить ее ногами в живот. Я наверное должен был остановить его, но мне было абсолютно все равно. Постепенно он успокоился, приступ этой звериной жестокости у него прошел и он уже начал отходить от этой проклятой с у к и, но все же в последний раз зацепил ее сапогом по лицу.
Отойдя за БТР, водитель попытался закурить, но не смог даже вынуть из пачки сигарету. Это была полупустая пачка болгарского "Opal". А ведь скоро запасы закончатся, и ребята перейдут на махорку, проскочила в голове посторонняя мысль.
—Радист! Доложи в дивизион: находимся на станции Несвич, сбили «Мессершмит», летчика взяли в плен. Особо отметь, что он без сознания.То что это баба не сообщай! — Отдав это распоряжение, развернулся и начал искать глазами сержанта.
Как и ожидал, нашел его на насыпи у эшелона.Вместе с остальными солдатами он оказывал медицинскую помощь пассажирам разбомбленного поезда. Какой-то рослый военный оттеснив от лестницы молодого парня в гимнастерке без ремня, который выбрал себе задачу явно не по росту, начал подхватывать становившихся на нижнюю ступеньку детей и передавать их дальше, ау земли их уже подхватывали другие и спускали дальше вниз по насыпи. Поразило поведение некоторых малышей — они оставались молчаливы и не по-детски серьезны.
