Свою приказную печать.

— Разбойный Приказ.

Брови Ивана Васильевича взлетели вверх, потом глаза совсем превратились в щелочки, сощурившись от сдерживаемого негодования. Наверное, так же возмутился бы начальник ОВД какого-нибудь российского города, узнав, что в его епархии мутят какие-то дела, не ставя его в известность, сотрудники МУРа.

— Что за дела у Приказа в Мангазее, дьяк…?

— Подьячий. Фёдор Тихонов.

— А начальник стола у тебя не Алексей Ерофеев ли?

— Он самый…

Бровь старосты чуть дернулась.

— …был. Только убили его, еще в начале лета. Зарезали.

— Ишь ты! — искренне опечалился Иван Васильевич, — Я ж знал его, такой человек был! А уж как сыскное дело знал, э-эх…

Я подождал, не станет ли староста спрашивать, как поживает шрам на щеке моего покойного начальника, да хромал ли тот по-прежнему. А то я не понял, что это проверка была и прекрасно староста знает, что дьяк Алексей мертв. Но нет, больше он подлавливать меня не стал, собрался, сцепил пальцы в замок.

— Так что за дела у Приказа в моем городе, подьячий Федор?

Я оглянулся, посмотрел на запертую дверь:

— Про разбойничьего главаря Леонтия-Любимца слышали?

— Слышал, — чуть подумав, кивнул староста, — под Москвой безобразил. Только ж -год как про него уже не слышали?

Еще бы. Аглашка, подумав немного, выдала мне просто идеальный вариант — главаря, который был стопроцентно мертв и о смерти которого не менее стопроцентно никто не знал. Потому что он имел глупость сойтись на ножах со скоморошьей ватагой Краснолицего Фатьки, отчего и пропал без вести. Болота под Щелковым глубокие… А никто об этом не узнал — потому что Любимец был связан с другими главарями подмосковных, да и не только, банд, которые могли обидеться на то, что их дружка порезали какие-то скоморохи. В общем, ватага Фатьки единогласно решила никому о судьбе Леонтия не рассказывать. Ну пропал и пропал, что бухтеть-то?

— Потому что, — я чуть понизил голос, — раскрыл Ленька рот на кусок, который не смог разжевать.

И я ткнул палец в потолок. Староста посмотрел туда же, после чего перевел взгляд на меня:

— Сокольники? — сообразил он, что я намекаю на царскую резиденцию. Правильно — дураков среди погибельных старост не бывает.

— Они, — кивнул я, — Вся его ватага там полегла.

— Вся… — опять-таки сообразил, к чему я веду староста.

— Вся. Кроме самого Леньки. Выдернул он свой хвост, да в бега и подался. Только успел перед этим из царской казны одну вещь украсть…

— Какую? — Иван Васильевич аж подался вперед.

— Про то мне неизвестно, — развел я руками, — Приказ был: Леньку-вора найти, изловить и в Москву доставить.

— Так он что, здесь у меня, в Мангазее?

— По сведениям — да. Прячется в городе где-то.

— Так… Почему тогда этим делом не Приказ Тайных… — глаза старосты чуть расширились, — Сокольник… Видели на Мангазее царского сокола…

— Может быть, — тут же сориентировался я, поняв, что моя выдумка про поиски похищенного неизвестно чего, в голове старосты начала обрастать подробностями, о которых я и не подозреваю, — Может быть, краденое с двух сторон ищут, и Разбойный Приказ, и Тайный. Про то мне неизвестно.

Староста задумчиво кивнул головой. Все правильно — кто ж в такие подробности будет какого-то подьячего посвящать?

— Зачем прибыл, что надо — неизвестно, да про то у сокольников и не спрашивают… — размышлял староста вслух, — Может, Леньку того же и ищет… Постой, подьячий Федор, а ко мне-то ты зачем пришел? Спрятался ты ловко, весь город про английского охотника на слонов знает, но никто ни сном ни духом про то, что ты из Разбойного. Даже русского в тебе не признают. Так зачем ты ко мне пришел? И почему не пришел СРАЗУ? Почему повеления Леньку того сыскать нам, в губную избу, не прислали?

Я наклонился вперед и чуть понизил голос:

— Протекает.

Староста сначала не понял. А потом понял:

— У меня?!

— Неизвестно. Может, и у нас. Не просто ж так Ленька на царскую казну прыгнул, кто-то помогает ему. Вот и велено мне было — никому, кроме поги… губного старосты, не признаваться.

— А зачем тогда признался?

— Не выходит у меня ничего, — развел я руками, — Не знаю я города. Среди явных обитателей Леньки нет, значит, либо тайком живет, на людях не показывается, либо и нет его здесь. Вот только…

Иван Васильевич и сам понял, в чем у меня затруднение. Хуже нет, чем искать что-то — и не находить. Может, это самое что-то не находится потому, что нет его. А может — потому что ты плохо ищешь. Вот и нервничаешь, вот и выдумываешь новые и новые способы сыскать потребное…

— Места, где человек тайком жить может, значит… Так может он просто в тайгу ушел?

— Не может, — покачал я головой. Это вопрос я предусмотрел и ответ на него продумал, — Ему с кем-то встретиться нужно, этот человек по тайге бродить, Леньку искать — не будет. А с кем-то слова передавать — так не верит Ленька никому. Здесь он, в Мангазее.

Староста снова задумался:

— Места, где человек скрыться может…

Я внутреннее напрягся. Для этого вопроса, вернее — ответа на него, я всю эту историю, с поисками якобы покраденного, и затеял.

— Запоминай, подьячий. Первое — терем Морозовых…

Оп-па. Я-то думал, что Дом, если и будет назван, то где-то в середине списка, а то и придется подводить к нему. А тут — раз и сразу.

— В боярском тереме? — с сомнением переспросил я.

— Там — первым делом. Морозовы, конечно, по правую руку царя сейчас стоят, но то — сейчас. Кто их знает, для чего им что-то из царской казны могло понадобиться, но если здесь кому и могло, то только им. Запомни, подьячий, любое царское дело всегда с боярами связано!

А и не любишь ты бояр, Иван свет Васильевич… Оно и понятно: взаимоотношения у царских слуг с боярами — как у полиции с, скажем, крупным бизнесом — вроде одно государство, но все равно эти богачи себе на уме…

— Терем Морозовых. Запомнил. Еще?

* * *

Староста назвал мне еще с десяток возможных мест, где может скрываться вор-Ленька — и церковь Осетровских, что интересно, тоже