Буквально каждый, с кем я разговаривал, если не сам видел в лесу огромную тушу, пробирающуюся между деревьями — «И клыки изо рта — вот такие!» — то знал человека, который однажды видел живого слона, прячущегося за кедрами — «И клыки изо рта — вот такие!». Честно говоря, после эннадцатого рассказа я начал подумывать о том, что в здешней Сибири и вправду могут водиться слоны. Ну, типа мамонты. Не давали этой мысли развиться только два обстоятельства.

Во-первых, никто не говорил о шерсти на якобы встреченных животных, все описывали именно слонов, с голой шкурой.

А во-вторых — слишком уж откровенно рассказчики давились от смеха, думая, что глупый англичашка ничего не замечает.

И, тем не менее, мои походы по кабакам принесли определенные плоды… Да нет, я не напал на след мамонтов! Что вы, в самом-то деле! Слоны — всего лишь прикрытие, с помощью которого я добился следующего:

— во-первых, меня теперь в городе знала каждая собака — кроме шуток, несколько дворовых кобелей перестали меня облаивать из-за забора — я стал частью города, часть пейзажа. И теперь, если я попадусь кому-то на глаза на улице — про эту встречу быстро забудут. «Тот самый англичанин со слонами» забывается гораздо быстрее, чем «какой-то незнакомый тип».

— во-вторых, меня никто не принимал всерьез. Нет, не дурачком считали, хотя на Руси к дуракам относятся с некоторым уважением, типа, их сам Бог ведет под руку, иначе давно убились бы напрочь. Скорее, я для мангазейских — чудак-человек, типа жюльверновского Паганеля, чудак, которого никто и никогда не заподозрит в коварных планах, как никто не подозревал Соскэ Айдзэна, пока он не выкинул очки.

— и в-третьих — я все же собрал необходимую мне информацию. Но не о слонах, конечно.

О Доме и его обитателях.

* * *

Даже многомиллионная Москва двадцать первого века, в некоторых отношениях — большая деревня, что уж говорить о средневековой Мангазее, в которой все знают всех и каждое новое лицо — повод для обсуждения со старожилами.

Особенно ТАКИЕ лица.

Средний сын боярина Морозова. И его мать. Сама боярыня Морозова.

О боярыне я слышал еще на Москве. Женщина суровая и властная, по всеобщему убеждению — большая часть влияния, полученного родом Морозовых, это ее заслуга. Это при том, что сам Морозов — тоже не мягкотелый и ленивый слюнтяй. И раз такая женщина прибыла в Мангазею — значит, здесь планируется что-то ОЧЕНЬ серьезное.

В поддержку этой версии говорило и прибытие среднего сына. Не старшего, но сына.

Разумеется, никто не рассказывал на площади про цели и причины приезда Морозовых, никто не выкладывал мнения, версии и домыслы в сеть. Но, знаете ли — в каждом доме есть слуги. Которые, между прочим, тоже люди, у них тоже есть уши, чтобы слушать и языки, чтобы болтать. И нет, они расскажут ваши тайны вовсе не потому, что хотят вас предать или от глупости — просто один услышал краем уха, даже не поняв, что услышанное — это тайна, рассказа второму, просто для поддержания разговора, второй пересказал третьему, просто чтобы похвалиться, вот, мол, какая у меня хозяйка, третий гордо повторил четвертому… И вот вашу секретную тайну знает уже весь город. По секрету, ага.

Боярыню Морозову обсуждали в мангазейских корчмах, ее сына обсуждали в магазейских корчмах, так что одному чудаковатому англичанину-слонофилу можно было даже не задавать вопросы о Доме и его обитателях — это было бы подозрительно, согласитесь — достаточно простого умения слушать. И слышать.

Услышал я много интересного, но знаете, о чем я не услышал ни слова?

Вернее — о ком.

О той блондиночке с ангельской внешностью, которая прибыла в город вместе с Морозовыми. По нее я не услышал ни слова. Как будто о ней никто не разговаривал.

Когда о человеке не говорят, чаще всего это означает одно из двух: либо он никому не интересен — а, учитывая ее внешность, это однозначно не так — либо…

Либо его боятся.

Глава 2

Дите надоело изображать русалку и она сменила наряд на бикини. Не знаю, какую расцветку должны предпочитать бесовки, может — черно-красную или там красно-оранжевую, в цветах адского пламени или непроницаемо-черную… Не знаю. Дита выбрала себе купальник нежно-салатового цвета, с ромашками. То ли решила дразнить меня невинной эротичностью, ведь все знают, что никакая нагота не соблазняет так, как полуприкрытость.

Кстати, у нее не получается. Нет, возможно, где-нибудь на пляже или хотя бы — летом, этот купальник вызывал бы все необходимые чувства. Но не посреди осенней тайги за Полярным кругом, где один только взгляд на эту купальщицу бросает в дрожь от холода и возникает только одно желание — срочно закутать ее в теплый плед.

Так что бесовка в своих расчетах ошиблась.

Ну, или ей просто нравится именно такой цвет.

Мы с ней вышли на гребень холма, вниз сбегал длинный пологий склон, заканчивающийся россыпью домов Мангазеи, похожей на игрушечные кубики. Корабли на реке покачивались, как салфетки, Кремль походил на коробку, из которой те самые кубики и высыпали, острыми карандашами торчали вверх шатры церквей и часовен и совсем неподалеку темнела громада Дома. Похожего на игрушечный замок. Игрушечный, но замок. Замок, в котором от меня прячут мою пре-елесть…

Дунул холодный, прямо-таки пронизывающий ветер. Я поежился. Вот и еще она причина поторопиться с Источником. Еще совсем немного — и выпадет снег. И подкрадываться незамеченным к Дому станет затруднительно… да попросту невозможно! Всё же по следам будет видно — откуда пришел супостат, да куда ушел. Если только в метель…

Я снова посмотрел на Дом.

Да. Задачка…

* * *

В Дом не то, что проникнуть незаметно — подкрасться к нему очень трудно. Все начинается к невысокой оградки, преодолеть которую — плевое дело, но за ней прячется натуральное минное поле, усыпанное ловушками и волчьими ямами. А за ним — высокая, практически крепостная стена, по которой круглосуточно челночит стража, которая с интересом понаблюдает за тем, как ты прыгаешь по полю. Потом, если ты сумел каким-то чудом обойти все ловушки, остаться незамеченным охраной и перебраться через высокую стену — здравствуйте, собаки, которых на ночь выпускают во двор. И собаки — это еще не самый плохой вариант, судя по тому, кого мы с Настей