Вот теперь генерал меняет выражение своего лица на совершенно противоположное. Он хмурится, и в одно мгновение все черты его лица становятся жесткими, даже злыми.

— Тебе не назвали моего имени?

— О, так это единственное, что тебя волнует? — перенервничав, я не могу быть сдержанной и учтивой, да и злюсь я сейчас не на шутку. — Меня вообще ни о чем не спросили! Даже попрощаться с семьей не позволили! Потому что ты… Ты… Приказал меня доставить немедленно! Серьезно? Что, так не терпелось разделить со мной ложе? О, я устрою тебе незабываемую первую брачную ночь, генерал Кассар хен Демир!..

Возможно, я наговорила бы еще много всего, но меня резко вгоняет в ступор то, как он смотрит на меня. С…усмешкой? Ему смешно?!

Неспешно поднявшись со своего места, генерал обходит стол, а я пячусь в сторону, напуганная его реакцией. Пальцы снова тянутся к кинжалу… Только вот я не уверена, что смогу совладать с этим мужчиной. Я-то успела навоображать, что защищаться придется от немощного старикашки… А не высокого, статного, сильного и безжалостного ветерана войны!

— Договор с твоим отцом был иным, — несмотря на мои страхи, генерал направляется не ко мне, а к невысокому столику у камина, на котором стоит графин и пара треснутых стаканов. В графине плещется даже не вино — а какая-то странная коричневая мутная жидкость.

И это все? Все, что он мне ответит?..

— Почему я должна тебе верить? — я делаю еще один шаг назад, после того, как генерал Кассар, наполнив один из стаканов, направляется ко мне.

Увидев, что я отступаю, он замирает. Подносит напиток к губам, так, словно хочет сделать глоток, но тут же передумывает.

— Ну, я точно не мог приказать доставить в мой дом вопящую девчонку посреди ночи, — пожимает он плечами.

— Значит, ты утверждаешь, что мой отец так сильно желал от меня избавиться, что солгал?

— Сама посуди, — генерал принимает расслабленную позу, облокачиваясь на краешек стола и обводя рукой убранство своего кабинета, — Гилберт даже не успел подготовить поместье к твоему приезду.

Я поджимаю губы. Все его аргументы звучат до боли разумно. Кажется, мне и впрямь остается злиться лишь на отца… Не на Кассара.

Но я все равно испытываю гнев. До сих пор. Все верно говорят о репутации генерала — раз он, не гнушаясь, заключил сделку, воспользовался моим позором и отобрал меня у семьи. Ни за что не поверю в его чистые помыслы.

— Все равно… Я знаю, зачем я здесь, — выпаливаю с вызовом, — Ночью раньше, ночью позже. Верно?

Кассар отвечает не сразу. Тяжело вздыхает, делает большой глоток из стакана и только потом начинает говорить , снова выпрямляясь и делая шаг ко мне:

— Ты и вправду так считаешь? Что все это ради сомнительного удовольствия… Как ты там сказала? Провести с тобой “первую брачную ночь”? Не льсти себе.

В довершение всего генерал усмехается, а у меня на душе словно кошки начинают скрести от его слов. Хочется влепить ему пощечину, но я не понимаю, за что. Он ведь только что сказал, что не станет трогать меня. И вообще не собирался это делать с самого начала. Это ведь то, чего я и хотела, была даже готова убить своего новоиспеченного мужа, лишь бы ему не достаться, так почему мне так обидно от его слов?

Словно бы я и впрямь на мгновение… Пожелала ему понравиться.

Я даже забываю, что все это время прятала кинжал в складках платья… Поддавшись секундной слабости и потрясению, я невольно разжимаю пальцы, и тот с громким звоном падает на пол, заставляя мое сердце окончательно оборваться, на этот раз — от страха.

Кассар мгновенно меняется в лице, переводя взгляд с меня на оружие, что я так опрометчиво выпустила из рук.

8. Превращение

Кассар

Бедная, напуганная, маленькая девочка. Словно птичка, загнанная в клетку. Невозможно смотреть в эти огромные, заплаканные глаза и оставаться равнодушным. Хотя прежде я считал, что до самой смерти буду оставаться равнодушен буквально ко всему. Удивляешь самого себя, Кассар... Оказывается, тебя способна тронуть до глубины души судьба красивой девушки. Настолько, что ты вообразил себя героем, который может ее спасти. Вырвать из лап жестокого семейства, зашоренного религиозными нравоучениями о морали и нравах... Да уж. Даже в юности ты не был настолько сентиментален и отчаян.

Правда, теперь Чароит винит меня во всех смертных грехах, но с этим я готов смириться. Более того — мне отчего-то хочется обставить для нее все так, чтобы она перестала беспокоиться на мой счет. Пусть относится ко мне как угодно, но только не кричит и не вздрагивает каждый раз, когда я даже просто делаю шаг в ее сторону. Я не хочу, чтобы девушка жила в страхе или отравляла свою душу злобой и ненавистью. Это юное, невинное дитя того не заслуживает.

—...Я знаю, зачем я здесь. Ночью раньше, ночью позже. Верно?

Так вот какие у нее мысли. Неудивительно, с учетом всего, что с ней произошло. Чувствую, как в груди начинает клокотать ярость — а потому все же прикладываюсь к стакану, делая глоток аконитового настоя¹, чтобы укротить рвущийся наружу драконий пыл. Тяжело вздыхаю, не сразу находясь, что ответить девушке. Не просто девушке — жене…

Подумать только. У меня есть жена. Последний раз я допускал мысль, что однажды обзаведусь семьей, еще до войны, а с тех ведь пор прошло немало лет. Нет, ты только вдумайся. У тебя теперьжена, Кассар. О ней придется заботиться, не то что о себе. Спасти-то ты ее спас, но вот что дальше будешь делать?..

Одно я знаю точно. Мои помыслы относительно Чароит чисты, и ей необходимо в этом увериться. Я пока и сам не понимаю, как объяснить ей, зачем она здесь… Не могу же я признаться в том, что попросту пожалел ее. Что услышал об ужасной несправедливости и трагедии, что произошла с ней накануне свадьбы с тем подонком. И когда ее отец стал спешно искать жениха среди самых отчаявшихся извращенцев и стариков, лишь бы смыть позор, который Чароит якобы нанесла своей семье — я вдруг в одно мгновение осознал, что не смогу иначе. Чего стоят мои принципы и добровольное одиночество, которым я посвятил жизнь, если мне представилась прекрасная возможность вырвать невинное