врет, и словцо-то он какое ввернул: номер «стоит» на Венгрию. Так, наверное, говорят циркачи. Сам бы он никогда до этого не додумался. Значит, и про поездки успел ему рассказать на скамейке в спортзале Слава, в тот самый момент, когда Андрей для него исполнял свою любимую комбинацию?

— А почему твой номер так называется? — спросил Васюта, самый тяжелый и самый дотошный в классе человек. Его солидные, всегда будто надутые щечки сейчас вдруг опали, не то от удивления, не то от досады, что не удается поймать Руслана на вранье.

— Не знаю, — Руслан растерянно пожал плечами.

— А я знаю, — торжествующе объявила Наташа. — Был такой Икар… Сильный и смелый юноша. Они вместе с отцом сделали крылья, чтобы улететь из темницы злого царя Миноса. Потом Икар по неосторожности приблизился к солнцу, а крылья растаяли, они были скреплены воском…

— Он дурак, что ли, твой Икар? — изумился Васюта. — Надо же смотреть, куда летишь…

— Сам ты дурак, Филимонов, — обиделась не то за себя, не то за Икара Наташа. — Это же легенда.

— Что за легенда, — не унимался Васюта, огорченный тем, что мальчишки не поддерживали его в споре.

— Не веришь — я тебе книжку принесу. Не знаешь мифов — так и скажи.

Прозвенел звонок, в класс вошла историчка, ребята разбежались по местам. Пролетел урок, второй, третий… На большой перемене девчонки определили в отрядный уголок на самое почетное место фотографию Руслана. Колонка, над которой красной вязью шла надпись «Поздравляем!» — целый год пустовала. В прошлом году здесь красовалась фотография Наташи, после того как она снялась в кинофильме. Потом девчонки повесили туда же красавчика Боярского, с усиками, которым бы позавидовал д’Артаньян, но классная заставила артиста снять, как не имеющего прямого отношения к отряду. И вот теперь в уголок пробрался Руслан.

На четвертом уроке Руслан вдруг поднял руку.

— Ты чего? — удивленно шепнул Андрей.

— Мне к трем часам в цирк.

— Так ты успеешь, сегодня пять уроков…

— Мне еще пообедать надо, за два часа до тренировки…

Руслан упорно тянул руку вверх, и никак нельзя было понять: то ли Слава и в самом деле наказал ему пообедать за два часа, то ли он придумал это сам, чтобы удрать с уроков.

Физичка упорно не желала замечать поднятой руки, взгляд ее скользил куда-то мимо, то на галерку, где Васюта, положив на колени книгу, читал фантастику, то ближе к окну, где Наташа, приладив зеркальце к пеналу, любовалась своей прической.

— Вероника Степановна! — привстав, жалобно выкрикнул Руслан.

— Что тебе, Ткачук? — физичка строго глянула на Руслана поверх очков.

— Мне в цирк надо…

— Может, лучше в кино? — то ли в шутку, то ли всерьез спросила физичка, внимательно разглядывая Руслана.

— Что вы смеетесь? Мне правда в цирк, на репетицию…

Тут все повскакали с мест, принялись кричать, что Руслан не врет, что его в самом деле пригласили в цирк…

— А ну-ка быстренько прекратили базар, — Вероника Степановна отвернулась к доске и, сделав вид, что никакой проблемы не существует, стала переписывать из задачника новый пример.

Руслан, помрачневший, раздосадованный тем, что его не приняли всерьез, стал бочком пробираться к выходу.

— Так, так, — покачала головой физичка. — А дневничок ты все же оставь мне. В цирке-то он не нужен…

— Ну и пожалуйста. Вы должны отпускать, не имеете права, — бросив на стол дневник, Руслан выскочил в коридор. Удерживать его физичка почему-то не стала.

После уроков Андрей вышел из школы один, постоял у зеленого забора, где висел «Советский спорт». Здесь снова была фотография Елены Мухиной, в тринадцать лет выигравшей первенство мира. В интервью рассказывалось, как чемпионка начала заниматься гимнастикой, как придумала вместе с тренером свой знаменитый, с двумя винтами, соскок на брусьях, который Андрей первый раз видел еще весной по телевизору.

— Андрюха! Подожди…

Оглянувшись, Андрей без всякого удовольствия обнаружил Васюту, Василия Филимонова, который бежал к нему от школы через дорогу, тяжело дыша, лавируя между машинами, в обнимочку со своей толстой, потрепанной папкой, набитой книжками.

— Андрюха! А Ткачук не врет, что его в цирк взяли?

— Правда.

— А я думал, врет, — не скрывая своего огорчения, уныло пропыхтел Васюта. — Я один раз «Икарийские игры» по телевизору видел.

— Расскажи, какие там трюки были?

— Я не помню…

— Вспомни, пожалуйста, они что, на батуте прыгали? — Андрей просто умирал от любопытства, но выбить из Филимонова ему ничего почти не удалось. Все, что Васюта запомнил, сводилось к тому, что в номере показывали трех мальчишек в необыкновенно красивых костюмах.

— А ребята большие? — с тоской в голосе спросил Андрей.

— Не-а, шестой класс, — надув свои толстые щечки, промычал Васюта. И вдруг без всякого перехода задал каверзный вопрос: — А почему Ткачука в цирк взяли, ты ж в акробатике раньше него?

— Я не захотел, — соврал Андрей и тут же осекся. Филимонов мог распустить эту версию по классу, и, достигнув ушей Руслана, она была бы немедленно опровергнута им… — Откуда я знаю — почему? Значит, не подошел, — поправился Андрей и, не попрощавшись с Васютой, бросился прочь…

Вопрос Филимонова задел его, огорчил. Почему Руслана выбирают всегда и всюду: старшая вожатая — вручать цветы иностранцам, физрук — нести флажок на спортивном празднике? Руслан был смазлив и умел нравиться, но в цирке нужно не столько красоваться, сколько работать, делать сложнейшие трюки, а здесь-то Андрей Руслану ни капельки не уступал.

Андрей добрел до своей подворотни, пересек двор, похожий на узкий колодец, со всех сторон окруженный холодными, толстыми, как у крепости, стенами с маленькими окнами, которые видят солнце только отраженным от верхних этажей, нырнул в подъезд и, заглянув под коврик, нахмурился: ключа на месте, где прячет его мама, не было. Значит, дома Валерка — его старший брат. Встречаться с братом ему не хотелось. Отношения у них сложились странные: не война и не дружба. Одноклассники, забегая к Андрею, завидовали ему, пытались завести с Валеркой знакомство; они знали, что у пэтэушников водятся сигаретные пачки, которые собирают мальчишки, а иной раз и жвачка. А Андрей его не любил, мучился этим и все же не любил. Сколько мать его ругала, корила: «Что ж вы, как кошка с собакой, словно неродные». При матери Валерка хитрил, держался дружелюбно, а когда они оставались вдвоем, пытался вертеть Андреем как слугой. Велел выносить мусор, бегать в магазин, за завтраком даже булку себе маслом заставлял мазать… И никогда ничего не рассказывал, хотя знал столько всего непонятного для Андрея, в уроках не помогал, разве что иногда звал играть в шахматы, но опять же только выигрывал, а учить не учил…

В комнате