Шрифт:
Закладка:
Друзья тепло распрощались. Обнялись, Али отметил, что Ленхатеп и Найфел очень подходят друг другу и даже внешне похожи, чем порадовал юную пару, а потом осторожно – по-дружески – поцеловал девушку в щёку, и гости ушли.
– Ленхатеп, любимый, ты в Мемфис уезжаешь? – встревоженно спросила Найфел.
– Да, роза моя, но ненадолго. Надо продолжать учёбу. Но я очень скоро вернусь. Мы с тобой поженимся и тогда всегда будем вместе, верь мне, моя любовь.
– А родители твои позволят тебе?
– Конечно. Они всё поймут, узнают, как сильно я люблю тебя, и обязательно согласятся. Ты можешь быть спокойна.
– Ну, я побегу. А то матушка Ме будет гневаться.
Ленхатеп нежно поцеловал Найфел в губы, крепко сжал в объятиях, и она побежала домой, окрылённая и счастливая, крикнув ему:
– Завтра после восхода Солнца Ра на том же месте!
Ленхатеп не ответил ей: он помнил, что завтра отец приказал ему уплывать в Мемфис. Специально не сказал ничего девушке, чтобы она раньше времени не расстроилась. Но он был твёрдо уверен, что как только расскажет отцу Осиристепу и грозной матушке о том, как сильно он полюбил и как теперь счастлив, – они сразу поймут его, одобрят и с радостью дадут своё согласие: они же желают только счастья своему единственному сыну! Как же иначе? А тем более. Когда они увидят, как нежна и красива его избранница – будут в восторге! А иначе… Нет– нет, иначе быть не могло!
Матушка гневается оттого, что беспокоится за его учёбу, и только. Но он отправится в Мемфис, а потом вернётся за Найфел, и они поедут вместе. Он увезёт её от матушки Ме, и та будет очень рада, что её дочь станет богатой, войдёт в очень богатую семью, станет знатной госпожой! У них будут дети, много детей! И какое же тогда будет всем великое счастье! Все будут счастливы!
Глава 7
С таким радостным настроением Ленхатеп побежал во дворец, как обычно ветром влетел по лестнице наверх, вбежал в палаты. Два раба стояли с полотенцем, смоченным в живой воде. Матушки не было.
–Эй, раб! А где госпожа? – крикнул Ленхатеп.
– Госпожа в саду, – с готовностью ответил раб.
Ленхатеп бросился вниз. Так же вихрем слетел по лестнице. В саду сновали рабы, работники, подстригая деревья, орошая водой землю. Пробежав по тенистым роскошным аллеям, молодой господин, наконец увидел матушку. Исизида сидела в широком кресле лежанке, доедая сладкий плод и громко говорила садовникам, как и где подстричь листья и ветки.
Заметив сына, она крикнула ему:
– Сын мой, ты опять пришел поздно. От тебя пахнет пивом! Ты опять забыл, что велел тебе отец? Завтра тебе ехать в Мемфис, а ты ещё весь разгорячённый, потный! До сих пор тебя не помыли, не побрызгали мускусом, не мешало бы и схенти сменить. А ну иди сюда!
Ленхатеп бросился к матери, упал на колени:
– Матушка, дорогая, не гневайся! Я сейчас Вам всё расскажу! Вы всё-всё узнаете! Я вчера боялся Вам всё сказать, Вы были так расстроены моим поведением! Но сейчас всё иначе.
– Что иначе?
– Матушка, голубушка, свет очей моих… Я полюбил!
– Что за выдумки? Кого это ты там полюбил?..
– Я полюбил юную прекрасную девушку, она как нежная роза.
– Ленхатеп, сын мой, ясные твои очи. Никак ты бредишь? Как это ты полюбил? А кто позволил тебе полюбить?
– Матушка, да разве на эту благость спрашивают разрешения?
– Ну а как же, драгоценный мой? Ты сын важнейшей персоны, знатного вельможи, визиря Хуфу. Ты даже на то, чтобы испить воды должен спрашивать разрешения.
У Ленхатепа опустились руки.
– Но я не смог, матушка милая, я не устоял… она такая нежная и красивая роза!!!
Исизида посветлела в улыбке:
– Что, сама Хетеп-Херес, или её красавица дочь, или знатная сестра Эхнатон тебя покорила? – спросила она с надеждой.
– Да нет, матушка, она совсем незнатного рода.
– Не знатного? А какого? – Исизиду обуял саркастический смех:
– Так ты что, сын знатного вельможи, поволочился за прислугой Мечены Хирхуфа или Уны? (Исизида назвала крупных чиновников Древнего Царства.) Да ты никак заболел, Ленхатеп? К тебе надо позвать медика Эверса?
– Мне не надо Эверса: я не болен. Я не поволочился за прислугой Мечены Хирхуфа. Я полюбил девушку из совсем бедной семьи.
Исизида изменилась в лице, страх обуял её, она решила, что Ленхатеп серьёзно сошёл с ума. Тронулся головой. И стала ждать мужа, чтобы поделиться этим.
И тут же, как по заказу, у ворот дворца послышался стук колесницы – подъехал вельможа Осиристеп. Сойдя с колесницы, он вошёл в сад. Рабы с носилками тотчас же бросились к нему, но Осиристеп, подняв руку, остановил их:
– Уйдите пока. Я побуду в саду.
Рабы мгновенно принесли второе кресло, поставили около Исизиды, подвели к нему визиря, тот сел рядом.
– Муж мой восхитительный, Вы не слушали, что только что молвил Ваш сын! Он заявил, что якобы, боюсь сказать это, полюбил! Какую-то чернавку из совсем бедной семьи! Душа моя, Осиристеп, он, я уверена: наш сын тронулся умом, голова его нездорова.
– Ах, жена моя драгоценная, – засмеялся вельможа, – да он просто шутит! Ха-ха-ха!
– Нет, почтенный отец, свет глаз моих! – вскричал Ленхатеп, – я вовсе не шучу! Я поистине влюбился в бедную девушку и хочу на ней жениться!
–Что-о-о?!! – в один голос грозно произнесли Исизида и Осиристеп. От одних таких слов, даже если бы он шутил, родители страшно изменились: кожа на лице и теле будто вздулась, приподнялась, глаза налились кровью.
– Да как ты посмел, хотя бы и шутя, произнести при мне такие слова?!!– в гневе крикнул отец на весь сад. – Ты что, негодник, забыл, какого ты звания?!! А ну-ка, забери свои слова обратно!!
Ленхатеп съёжился от громогласного шума, отец от ярости ревел, как зверь, и был разгневан сильнейше.
– Да, беру… – в испуге произнёс он.
– Повтори ещё раз громко! – всё ещё в ярости потребовал отец.
– Да, да, я беру обратно эти слова, – громко и уверенно повторил Ленхатеп. О том, что эти слова – правда, а не шутка, уже не могло быть и речи.
– То-то же, – немного оттаял визирь и сказал, обратившись к жене, – а ты говоришь, с головой у него… Он забылся совсем, с кем сидит, с кем говорит. Почтение потерял к родителям своим, отцу и матушке.
Исизида, такая всегда важная и принципиальная, чуть ни расплакалась:
– О муж мой, Осиристеп! Я уже думала, что у него что-то с мозгом. Решала лекаря скорее позвать…
– Какого лекаря, жена? Да если бы то, что он тут плёл в горячке непочтения своего, этот страшный вздор, хоть на сотую долю оказался подобием правды,– я бы тотчас же вышвырнул его из Дворца, лишил и помина наследства, а без наследства кто он есть? Нищий, бродяга хуже раба. Он не в Мемфис бы поехал на учёбу наукам, а пошёл бы с сумой к
