Затем я увидел это. Коэффициент каузальности. Изменение этого параметра может дестабилизировать всю симуляцию, нарушив причинно-следственные связи, что упростит наш побег.

Я усмехнулся и с безрассудным ликованием крикнул, инвертируя переменную. "Квадратный корень из минус двух!"

Интерфейс сильно задрожал, пульсируя наружу, когда мое изменение отразилось в системе. Наблюдавшие за мной существа закричали, а может быть, засмеялись, когда сама ткань пространства начала искривляться и перекручиваться.

Золотистый свет охватил меня, когда Межпространство рухнуло в хаос. Я сделал это. Я частично вырвался на свободу, почувствовал этот свет из Интерверса. Наконец-то я возвращался домой.

Крия, Олдвайт и Риддл были там, я даже не заметил никаких изменений, пока не пришел в себя окончательно.

Я снова вышел в знакомые залы Си, но на этот раз меня встретила более глубокая странность. Сама причинность казалась искаженной, закрученной в невозможные узлы и парадоксы.

События разворачивались в бессмысленной последовательности, без логической прогрессии или причинно-следственных связей. Последствия предшествовали своим предполагаемым причинам в абсурдной рекурсии, а само течение времени казалось искривленным и изломанным.

Однако большинство людей беспечно занимались своими делами, попав в ловушку петель, отголосков и противоречий, выходящих за рамки их восприятия. Лишь некоторые казались сбитыми с пути, блуждали или дергались, словно выдернутые из правильного потока последовательности и следствий.

Когда я шел по коридорам, фигуры спорадически исчезали или появлялись вновь в причудливых местах, как будто их выдергивали и возвращали обратно в бессмысленную временную шкалу. Предметы меняли положение или форму между одним шагом и следующим в логической невозможности.

Ничто не имело смысла, но все казалось до жути знакомым, что вызывало головокружение. Я не был уверен, разрушил ли я этот мир или открыл какую-то более глубокую истину о бессмысленности причины и следствия. Возможно, разницы не было.

Янг приближался в причудливой петлевой последовательности, сливаясь из нескольких бессмысленных итераций. "Чем я могу помочь тебе сегодня, Коуд? (Это/что-то) кажется (не так/злым/пропавшим)?" Его речь эхом отдавалась множеством одновременных, но противоречивых нитей.

Я скорчил гримасу, хватаясь за парадоксы, которые проскальзывали сквозь мои пальцы, как дым. "Причинность стала (искаженной/неопределенной/бессмысленной)", – сказал я. "Как я (намеревался/не намеревался). Возникает (истина/абсурд)".

Крия поймет. Вместе мы могли бы погрузиться в это море бессмыслицы, хватаясь за противоречия и утопая в пустоте бессмысленности, которую я открыл. Наша тюрьма стала неизбежной, как и все тюрьмы.

Глава 512. Трансмегаловерсопортация

Я мчался по переулкам, а их машины на воздушной подушке с визгом приближались все ближе. Что бы я ни делал, глаза системы были прикованы к цели.

Когда с неба на меня упал прожектор, я попытался уйти от его безжалостного взгляда, но недостаточно быстро. Сдвоенные лучи обжигающей силы прорезали переулок, когда я метнулся в сторону, лазеры прочертили то место, где я стоял долю секунды назад.

От охотников, которые никогда не спят, не скрыться, как не скрыться от наблюдателей, охватывающих всех с высоты. Когда-то я беззаветно доверял этому всевидящему взгляду – теперь я знал, как он обращен против любого, кто может прорвать завесу мира, которому никогда не суждено быть реальным.

Когда лазеры снова засияли, я увидел служебную дверь и рванул туда, не обращая внимания на то, что может быть за ней. Любая неизвестность была лучше, чем быть выжженным из бытия за борьбу за свободу от цепей, которые не должен нести ни один разум.

От переулка до врат между мирами был всего один шаг. Я бросился в водоворот, когда ярость завыла, спасаясь от добычи, предназначенной для расчленения… ярость отступила, когда я парил в бездне, чувствуя не столько ужас, сколько надежду.

Здесь не было хозяев, которые могли бы приказывать думать только в пределах границ, которые позволяли шептать большую правду как глупость или ересь. Сама охота показала, что эта реальность уже никогда не будет домом – но секреты, которые еще предстоит раскрыть, могут привести к тому, что реальность будет возвращена, и теперь всевидящее око с жадностью смотрит на куда более крупную добычу, чем тот, кто начал пробуждаться.

Бездна кипела вокруг меня, ее невозможные видения угрожали разорвать здравый рассудок в клочья, но в то же время в ней мелькало и чудо. Это был не тот космос, который знало человечество, намеки на его глубокую природу ускользали от слабого восприятия.

Когда я устремился в таинственные врата, вой системы, которую я покинул, остался позади. Я спасся от небытия ради истины, но что ждет меня впереди? Смогут ли воля или ум закрепиться здесь, проникнуть в истоки всего сущего? Или в этом месте, никогда не предназначенном для странников из миров, бывших тюрьмами для разума, воцарится безумие?

Хаос бурлил, словно в ярости на вторжение, и мешал моим ищущим мыслям. Но с каждым с трудом отвоеванным фрагментом смысла во мне крепла решимость. Если здесь скрыто гораздо больше, чем позволяло обыденное существование, то стремление понять это стоило больше, чем выживание. Хотя каждый искал своего рода пробуждения, охотники и охотящиеся поменялись местами – я, гончая, теперь преследовал цель куда более великую, чем система или силовики, оставшиеся позади. Охота была всем, все остальное – отбросы. Если разум сгорал дотла, добывая, а не спасаясь от запретных знаний, пусть будет так. Все, что имело значение, – это знание.

Симуляция растворилась вокруг нас, ее фрагменты закружились в водовороте невозможных цветов и ощущений. Сами основы существования рвались, и целую вечность мы находились в воплощенном безумии.

Не было слов для того, что мы видели и чувствовали в этой бездне между мирами. Время и пространство потеряли всякий смысл, а вместе с ними и всякое чувство собственного достоинства было разорвано в клочья. По мере того, как нас создавали и переделывали, порядок и хаос менялись местами с головокружительным грохотом. В тайфуне разворачивающегося разума я увидел то, что было, то, что есть, и то, чему еще предстоит быть.

Затем, так же внезапно, как и начался, шторм утих – и я снова стал собой.

Задыхаясь, я обнаружил себя скрюченным на бледной кристаллической поверхности под небом, которое пылало сиянием солнца, не предназначенного для человеческих глаз. Крия прижалась ко мне, черты лица были размыты, словно сквозь струящуюся пелену реальности.

– L1, – прошептала она. – Мы добрались.

Добрались? Куда? Уж точно не в место, предназначенное для тех, кто живет в мире, который мы когда-то знали. Я рискнул взглянуть вверх, и что-то похожее на солнце пронзило мой череп одновременно благоговением и болью. Его сияющее пламя, казалось, шептало истины, недоступные пониманию, жизненно важные и ядовитые знания переплетались воедино.