— Джавахир, ты опоздал, — сказала Пери. — Входи, и займемся делами. — Она указала на место, где мне назначалось стоять, и нахмурилась, сведя угольно-черные брови.

Бируни Пери был строже, чем у других женщин, зачастую соперничавших в роскоши при украшении своих покоев. Она сидела на подушке, брошенной поверх широкого темно-синего ковра, вместо золотых птиц или цветников затканного фигурами наездников, преследующих онагров, зебр, газелей, и лучников, целящихся во львов. В нишах виднелись аккуратно сложенные тростниковые перья, чернила, бумага и книги.

Решетка на другом конце комнаты позволяла Пери принимать посетителей-мужчин, не являвшихся ее родичами. По другую сторону решетки стоял молодой человек в синем бархатном халате. Мы могли видеть его сквозь решетку, а он нас — нет.

— Маджид, я рада представить тебе моего нового главу осведомительной службы Джавахир-агу, — сказала Пери, добавив титул, положенный евнухам.

До этого я порасспросил о ее визире и узнал, что Маджид молод, но уже удостоен высокого поста. Он был из старого ширазского рода, который, подобно моему, многие поколения служил двору.

— Маджид связывает меня с придворными, — добавила Пери. — Джавахир, ты свяжешь меня с миром женщин во дворце и за его стенами, а также с местами, куда родовитость Маджида не позволит ему проникнуть незамеченным.

Она могла бы сказать то же самое о моей собственной родовитости, не будь мой отец обвинен в измене и казнен. Давний стыд зажег огонь на моих щеках, и я ощутил злобу оттого, что придется доказывать, что я лучший слуга.

— Джавахир, посмотришь на меня за работой. Потом я растолкую тебе все, чтоб ты понял, как я это делаю.

— Чашм, горбон, — отвечал я кратким ответом от полного «Клянусь своими глазами, да буду я твоей жертвой».

Все оставшееся утро я наблюдал, как Пери занимается повседневными делами. Ее первой обязанностью было следить за ходом подготовки к ежегодному дворцовому празднеству в честь Фатьме, возлюбленной дочери пророка. Следовало нанять женщин, сведущих в обряде, приготовить еду, украсить помещения. Один из евнухов шаха прибыл, чтобы спросить Пери, как составить некий необычный документ, потому что никто более не мог вспомнить порядка. Царевна прямо-таки отбарабанила последовательность подписей и назвала всех, кто должен был их поставить, даже не отрываясь от бумаги, которую в тот момент писала. Затем Пери просмотрела целую стопу писем и вдруг расхохоталась.

— Вы только послушайте, — велела она нам.

Я сорок восемь строк о шахе изваял

Блистательных; и ваш визирь сказал,

Что вы восхищены. Царевна, вы в уме?

Но если да, тогда пролейте мне

В ладони дождь благого серебра,

Чтоб сыты дети были и жена добра.

Смиренно попрошу пнуть ваших казначеев,

И я тогда еще не то создать сумею!

— Ну кто устоит перед такой мольбой? Подите к казначею и удостоверьтесь, чтоб придворному поэту немедля заплатили, — приказала она Маджиду.

С полудня Пери вела свой обычный прием для женщин дворца, приходивших с разными просьбами: даяния на содержание храмов, места при дворе, выпрашиваемые для родственников, нужда в дополнительных наставницах.

В конце долгого дня Пери согласилась принять просительницу издалека, хотя она уже устала и женщину ей описали как совсем неподходящую для двора царевны.

Женщина, которую проводили в приемную, несла ребенка; он хрипло дышал во сне. Лиловое полотняное платье было заношено за дни пути. Ступни были обмотаны грязным тряпьем. Мое сердце исполнилось жалости к этим двум позаброшенным.

Низко поклонившись, женщина села на подушке для посетителей. Она рассказала Пери, что ее зовут Рудабех и пришла она из Хоя, что невдалеке от границы с оттоманами. Муж развелся с нею и выгнал из дома, унаследованного от отца, объявив его своим. Она хотела вернуть дом.

— Печально слышать о твоей беде, — сказала Пери, — но почему ты не пришла к одному из Совета справедливых, помогающего всем подданным в их спорах?

— Чтимая царевна, мы пришли в суд моего города, но члены его — друзья моего мужа, и мне ответили, что прав у меня нет. У меня не осталось выбора, кроме как обратиться к кому-то в столице. Я пришла к вам, ибо слышала, что вы защитница женщин.

Пери расспрашивала о подробностях ее утраты, пока не убедилась, что случай на самом деле таков.

— Что ж, хорошо. Джавахир-ага, ты сопроводишь нашу гостью в Совет справедливых, чтоб она могла изложить свою тяжбу, и скажешь им, что ее прислала я.

— Чашм, — отвечал я. — Следующее заседание через неделю.

— У тебя есть деньги или место, где остановиться? — спросила Пери.

— Несколько монет, — печально ответила женщина, — этого мне хватит… — Но она взглянула на личико спящего ребенка, и глаза ее наполнились страхом.

— Джавахир, отведи мать к моим девушкам и скажи, что я велела приютить ее, дать побольше свежей зелени — пусть молоко для ее младенца заструится изобильно.

— Благослови тебя Бог за твою щедрость! — воскликнула Рудабех. — Если я когда-либо смогу помочь тебе, да станут глаза мои ступенями для твоих ног!

— Это мне только в радость. Когда вернешься домой, пиши мне о ваших новостях.

— Обещаю быть верной твоей вестницей.

Когда я впервые заступил