— Я слышала, ты приехал на зачистку деревни в Верхнем Волчке? — обратилась мама к Дилану.

— Да. Потом будем отстраивать дома заново.

— Обрыв взорвут?

— Этот вопрос ещё не решён.

— А зачем… — мама осеклась и переформулировала вопрос. — Диана и Ирма поедут с тобой?

— Нет. У них свои дела здесь, у меня — свои.

— Ясно…

Дилан выпил свой чай и уехал.

— Значит, о твоей беременности я узнаю́ самой последней… — сказала мне мама.

— Отношения у нас с тобой не то чтобы доверительные…

— Я была и остаюсь твоей матерью! — она пустила слезу. — Простите, Ирма…

— Надо было вспомнить об этом, когда ты предала меня! Папа бы ни за что так не поступил!

— Диана, — вмешалась Ирма, — весь клан готов был тебя нейтрализовать, когда они узнали, что у тебя гиперген и что ты отказываешься принимать транквилизатор. Это угроза для всех. Любая мать поступила бы так же…

Я уставилась на них обеих, растерянно ухмыльнулась и вышла прочь. Никто не стал мне мешать. Уйти я могла только в одно место: к папе.

— Привет, папа… Столько новостей…

Здесь я могла, не таясь, выплеснуть все накопившиеся переживания и эмоции, рассказать тайны и планы. Мне слышались папины ответы. На этот раз он сказал, что мне стоит попросить у мамы прощения. Я долго спорила с ним, но он хотел от меня только этого. Мы говорили долго; встала я, когда его голос в моей голове совсем затих. Мне показалось, что папа очень скучает по маме.

«Неужели душа папы где-то живёт? Не могут же все эти его мысли быть просто придуманными мной?» — я верила, что папа наблюдает за всеми нами, я хотела чувствовать, что он меня любит.

Когда я вернулась в дом, на кухне сидела одна мама, чистила клубнику на варенье.

— Где Ирма? — поинтересовалась я.

— Ушла гулять.

— Мама… — начала я. — Прости меня. Я понимаю, почему ты так поступила тогда.

Её руки задрожали, солнечные лучи в окне падали на половину её лица так, что стали чётко видны начинающиеся признаки старения.

— Что ж, конечно, прощаю… — она улыбнулась.

Мы так и остались сидеть по разным концам стола. Ни я, ни она, не знали, о чём говорить.

Скоро вернулась Ирма и избавила нас от неловкого молчания.

— Марина, вы знали невесту Филина?

— Да, знала… Очень странная была девушка. Она была старше меня лет на 9, мы общались не очень часто, только когда Стас приводил её к нам в гости.

— У вас остались её фотографии?

— Нет, откуда? Только если у её сестры. Сестру тоже зовут Марина.

— Интересно… Знаете, где она живет?

— Да. А почему ты спрашиваешь?

— Филин ещё жив. Мы ищем его слабые стороны, нужны вещи… рычаги давления.

— Уверяю тебя, если Филин до сих пор не сгнил в земле, то за это время он стал совершенно другим человеком.

— Диана говорила, что он часто вспоминает Ларису. И винит всех в её смерти.

— Да? Неужели? — маме было противно вспоминать об этом, но она ответила. — Ладно, Марина живёт на окраине деревни, на большом холме. Диана знает, покажет, где это. Дом 5, с зелеными облезлыми стенами, сразу найдёте, он там один такой. Только вряд ли вы чего-то добьётесь от неё, она не любит общаться людьми.

— Спасибо. — Ирма обратилась ко мне. — Идем?

Я кивнула и мы вышли.

— Что ты задумала?

— Увидишь!

Мы шли пешком, наверное, минут сорок. Дом, как и сказала мама, заметили издалека. Уродливый дом, вместо забора какая-то редкая железная решётка и покосившиеся доски вместо кольев. Калитка была сломана, пришлось обойти её там, где так называемый забор лежал на земле. Тут и там бегали и мяукали кошки. Весьма странное обстоятельство, если учитывать, что она полуволк, как и все мы.

На стук долго никто не отвечал, а когда мы уже собрались уходить, за дверью послышалось шарканье.

— Чего пришли, волки? — гаркнул неприятный старушачий голос.

— Вы Марина?

— Я! Чего пришли, спрашиваю!? — из дверного проёма высунулось сморщенное лицо.

— Нам нужна информация о вашей сестре Ларисе.

— Господи… — она перекрестилась и наклонила голову.

— И её фотографии.

— Пошли вон отсюда, мерзавки!

— Дядя Стас ещё жив! И если вы не поможете нам, он убьёт всех нас! — выпалила я, и только потом поняла, что прозвучало глупо.

Но это подействовало: Ларисину сестру заинтересовало сказанное. Она потопталась на месте, затем раскрыла дверь шире и впустила нас. В доме было, как в сарае, стойкий запах кошачьей мочи не позволял дышать полной грудью. Пришлось сесть на непонятного от грязи цвета кривой диван.

Однако раскиданных вещей нигде не было, просто здесь лет двадцать никто ничего не менял. Ирма вслед за мной уселась на диван, женщина устроилась в кресле напротив. Я заметила, что одна нога у неё отнята по колено, а часть лица, прикрытая наполовину седыми волосами, изуродована.

— Какой была ваша сестра?

— Тихоней. Она всегда была не от мира сего, раздавала свои вещи и еду бедным, всё время жаловалась, что никто её не понимает, сидела в своём углу, что-то писала, вот и досиделась до сумасшествия…

— У вас остались её фото?

Она встала, потянулась на антресоли шкафа и достала оттуда пыльную коробку.

— Это всё, что осталось.

В коробке оказалось несколько блоков фотографий, скрепленных денежными резинками, но стоило мне дотронуться до них, как резинки раскрошились.

— Ой…

— Они всё равно уже никому не нужны. Как и я… кроме этих кошек…

— Лариса хорошо знала Филина? Какие у них были отношения? — спросила я, рассчитывая услышать информацию, которой не было в дневнике.

— Это она прозвала его Филином. Что бы она ни сказала, он выпучивал свои глазищи и смотрел на неё так, как будто всё время был удивлен. Хе-хе… Они ходили гулять, он присматривал за ней, пока она взрослела. Когда Лариса слегла, он всё время ездил к ней в больницу, даже один раз куда-то увёз её. Когда она умерла, на девятый день он озверел и убил наших родителей, прямо на поминках, а потом сделал со мной это, — Марина приподняла волосы со щеки; мы увидели, что у неё отсутствует часть уха, — и это. — она постучала по протезу.

— Мы постараемся, чтобы он как можно скорее отправился в ад. — заключила я.

— Если он не отправит вас туда первыми. — ответила она так, будто ещё до нас знала, что Филин жив. — Чтоб он сдох!

Мы отыскали портретное фото Ларисы, одно из последних.