Шрифт:
Закладка:
Границы только в голове.
Маме
У окошка мама вяжет рукавицы,
А в ногах котенок раскатал клубок
И, забот не зная, сам с собой резвится.
«Лучше бы закончить мне скорей помог…
Вот тебе на ужин молоко, сметана.
Дай одну минутку просто посидеть.
Я сегодня встала непривычно рано,
Встала на рассвете, чтобы все успеть».
Надевая петли на крючки и спицы,
Словно вышивая нежности панно,
Все тепло вложила мама в рукавицы –
Ей увидеть сына хочется давно.
На столе оладьи, стынет борщ в кастрюле,
Долгим ожиданьем комната полна.
Тишину кусая скрипами на стуле,
Мама глаз не сводит с темного окна.
Там, на небе, полночь раскидала звезды,
Месяц, скромный малый, прячется за лес.
Призрачно качаясь, ветер длиннохвостый
На макушку сосен по ветвям залез.
Веки опустились. Стрелки циферблата
Монотонно, жадно погружают в сон…
Маму разбудила легкая прохлада,
Хлопнула калитка, на пороге он!
Седовласый парень, только что с границы.
Форма цвета ночи, мужество и стать.
Сын прижал с любовью к сердцу рукавицы
И обнял, как в детстве, со слезами мать.
Отцу
Ноябрь нам оставил в наследство лишь числа:
13.11.20.16… –
Что мраморным шрифтом над миром зависли
И вдавлены в память надгробных локаций.
Ты просто ушел, до тебя не добраться.
На пленке извилин твой голос мотаю –
До дыр износить не боюсь эту запись.
Чего там скрывать – я страдаю. Скучаю
По теплым моментам семейственных трапез.
И время не лечит, и вера – не ляпис.
Возможно, лимит добрых дел был исчерпан.
Ты всем все раздал. Без инверсии выбор.
Но выбор не страшен, когда без ущерба,
А я доживаю под траурной глыбой.
Осталось принять: ты теперь – призрак с нимбом.
Брестская крепость
Может в небе елозили вороны,
Городя черным вихрем затмение?!
Может, были сердца чьи-то скованы
Неприкаянным сном, суеверием?
Крепость твердым дышала спокойствием –
Разве камни подвержены тленности,
Если век изливались геройствами,
Бескорыстной отеческой верностью?
Чернота завопила предательски,
Обнажив вместо звезд лицемерие,
И обрушила с яростным натиском
Обездушенную артиллерию.
Покорились с трудом многотонные
Цитадели – врагом раскурочены.
Разошлись по стране похоронные
Письма строгим копеечным почерком.
Строки с запахом страха и пороха,
С паутиной морщин старой матери.
Чувства выжаты трауром досуха.
Боль застыла в сердцах, как в закате крик.
Обелиски, кресты между войнами
Перескажут историю ревностно:
Как последним рывком Барханоева
Не сдавались защитники крепости.
9 мая
В моей семье никто не воевал.
Дед никогда не вспоминал про немцев.
Я о войне в учебниках читал,
Но каждый раз – с неравнодушным сердцем.
Ударом лет бесследно не снести
Тот монумент, что в память нам о старших.
И я – с тигровой лентой на груди –
В победный день иду бессмертным маршем!
Учитель наш уроки начинал
Рассказами про те сороковые.
В его семье никто не воевал,
Но он скорбел и говорил в надрыве.
Глаза горели, голос с хрипотцой…
Он говорил о подвигах героев.
И я узнал его среди бойцов –
В победный день идет бессмертным строем!
Малец гвоздики на мемориал
Принес. Встал у огня по стойке смирно
В его семье прапрадед воевал –
Сейчас он гордо носит его имя.
Застыл солдатик, словно командир
В косой пилотке со звездой потертой.
Он твердо знает, кем творился мир –
В победный день стоит бессмертным фронтом.
Все тише эхо стонущей вины
За тех, кто пал: и до, и после мая…
В моей семье никто не знал войны!
Пусть в ваших семьях также не узнают!
Патриот
Термометр режет границы делений,
Сбивает надежду на ноль циферблат.
Пропитые веры забытых селений
Как факт принимают любой результат.
Останется только смотреть равнодушно,
Нести гневный бред и кивать головой.
Пока твой кусок пирога не был скушан,
Он явно ничей, и он, точно, не твой.
В беседе «под пиво» с друзьями ты – Ленин:
Амбиции, лозунги, острый язык.
А утром с похмелья в сырой понедельник
Садишься в тойоту, а не в броневик.
Ты что-то хотел поменять в этой власти?!
Построил карьеру, назначен на пост.
Схватился надежно, теперь не упасть бы…
Твой максимум – клик, неподписанный пост.
Смиренно смирился с мерцающим мраком,
В стабильности видишь достойный прогресс,
Готов под крылом триколорного флага
Взлететь до стабильности выше небес.
Столичное эхо разбудит деревни,
До будущих войн позабытый народ.
И в смутное время в эфире вечернем
Россию мою возлюби, патриот.
Туман
Проспект пылится нелюдимый.
Ночь прячет солнце под чадру.
Туман, раскинувший седины,
Скользит по серому ковру,
Надышит в створ стеклопакетов,
Размажет пестрость этажей,
Заглушит жадно стоны света
Рекламных вязких витражей,
Разгладит складки недостроек,
Проглотит хижин номера…
Старик заботливо накроет
Уснувший город до утра.
В конце
Мы уйдем не сегодня, но вместе
В свежерыхлую черную землю.
Платный батюшка нас перекрестит,
Даже если в бога не верим.
Что несет в себе вера в кого-то
В атмосфере табу и отказов?!
Мы лишь миг, чья-то память на фото.
Повезет – забудут не сразу.
Оглянись, позади тридцать весен.
Присмотрись, впереди вспышка света,
До которой маршрут уже стесан.
Остается нам кануть в лету.
От кого нас в конце прячут в землю
И куда стаи душ забирают?
Если вслух явно в бога не верим,
В тишине мечтаем о рае.
Двенадцать
Стрелки сомкнулись на цифре двенадцать…
Час или год? Нет, всего лишь момент
Маленькой жизни, с которой прощаться
Нам суждено в гуще траурных лент.
Время – не речка, стоит как
