— Я тоже так считаю, — кивнул он, и тотчас в самом дальнем уголке его сознания возникла какая-то беспокойная, странная и не очень приятная мысль. Бог его знает, так ли уж хорошо всегда быть добрячком.

Он прогнал эту мысль и, так как ничего другого не оставалось, принялся настраивать себя на встречу у Макса и Сусанны. Положил в карман сигареты и спички, поцеловал на прощание Уллу и малышку и, не вынимая руки из кармана, зашагал мимо такого же, как у них, дома, который Бьёрн и Лиза занимали вместе с Йоханом, мимо большого коттеджа Макса и Сусанны, направляясь к зданию интерната, высотой и белыми стенами немного напоминавшему крепость.

«Он расположен неподалеку от поселка, в самом конце дороги, и производит довольно приятное впечатление, — писал он Улле, когда выпускником пединститута приехал познакомиться с местом будущей работы. — Помещение очень хорошее, есть все, что нужно: комната отдыха, мастерские, спортплощадка. Место мне нравится. Ребятам тут, кажется, неплохо, а директор — человек молодой, современный, не важничает. К тому же здесь строят несколько домов для сотрудников, и, похоже, один из них будет наш».

Во дворе он столкнулся с Максом. Широкий и плотный, Макс стоял перед ним, обнажив в улыбке крупные, ровные зубы.

— Хорошо отдохнул? — спросил он.

— Отлично, старик.

— Наверно, и возвращаться не хотелось?

— А что поделать — деньги-то надо зашибать!

Небольшой обмен шутками на залитом солнцем дворе.

— Ну как же, конечно!

— Есть что-нибудь новенькое?

— Да нет, ничего особенного.

Они еще немного постояли.

— Ладно, вечером увидимся: жены договорились.

— Конечно, спасибо. Улла мне сказала.

— Прекрасно. Значит, вечером услышим кое-что интересное.

Кое-что. Но не слишком много. Уж во всяком случае, не так много, как ты обычно рассказываешь о своих поездках.

С чего это я вдруг? И почему именно сейчас?

Он переминался с ноги на ногу, не решаясь сказать, что ему пора в класс.

— Кстати, — сказал Макс, — пока не забыл. Насчет дежурства в субботу — мы не могли бы поменяться? Я знаю, у тебя свободен этот уикенд, а у меня следующий, но если тебе все равно, то я хотел бы освободить эту субботу. Нам с Сусанной надо кое-куда съездить.

— Разумеется, — торопливо ответил он, — мне все равно.

— Я так и думал, что ты не откажешь. Отлично, тогда до вечера.

Блеснули на солнце крупные белые зубы, Макс привычным движением слегка откинул голову назад, как всегда, когда удавалось уладить дело.

А у Уллы никаких планов на субботу? Случалось, придя с работы, он говорил, что поменялся с кем-то дежурством, а она со слезами на глазах показывала ему два билета в кино.

«Да, ты всегда добрый, — говорила она. — До того добрый, что просто сил нет. Почему ты вечно должен дежурить?»

Ему пора на урок к старшеклассникам. Макс ушел. Так зачем он, собственно, торчит здесь? Пора в класс, и он радовался, что снова увидит ребят. Или уже не радовался?

Они ждали его в классе, семь-восемь самых старших, в свои полные шестнадцать лет уже, собственно, слишком взрослые для интерната. Клэс, Микаэль, Рольф, Бондо...

Но прежде всего Клэс и Микаэль. И особенно Клэс.

— Здравствуйте, ребята!

Он вдруг увидел со стороны, как стоит в дверях, зажав под мышкой газеты, которые захватил из комнаты отдыха, с неуверенной, застывшей улыбкой на лице. И услышал собственный голос, то ли неестественно бодрый, то ли искренний. Что за ерунда — ведь он знал этих ребят! Упрямые и озлобленные, жестоко искалеченные жизнью, недоступные всякому доброму чувству и в то же время такие незащищенные, что казалось, будто их обнаженные сердца бьются поверх цветных маек.

Все восемь демонстративно расположились на столах и на подоконнике. Впрочем, нет, кто-то отсутствовал. Но не Клэс и не Микаэль, не из тех, на кого больше всего обращали внимание.

— Сядьте на стулья и давайте начнем, — дружелюбно обратился он к ним и сел сам. — Вот сегодняшняя газета.

Они с неохотой подчинились.

Кого же, черт возьми, нет? Рольф и Бондо на месте...

Он еще раз обвел взглядом класс, и то, что сразу не вспомнил, кто же отсутствует, вызвало у него раздражение. Он обязан был вспомнить. Ведь среди ребят нет таких малозаметных, которые легко исчезают из памяти.

— Кто отсутствует?

Он обратился к Клэсу, как обычно к Клэсу, просто потому, что так было разумнее всего. Раскосые глаза Клэса на смуглом, узком татарском лице, чуть подернутые влагой, блестели, словно у него всегда высокая температура.

Чернослив, замоченный в воде, подумал он.

— Разве кто-то отсутствует? — Клэс лениво огляделся вокруг. — Кто же это, черт бы его побрал!

Плохо, что он кого-то забыл, и глупо, что не скрыл этого.

«Он провел четыре недели в отпуске, — словно прозвучало в комнате, — и забыл нас, а еще хочет убедить нас в своей дружбе и доказать, что безумно нас любит».

Он почувствовал, что у него покраснели мочки ушей.

— Ну ладно, сейчас вспомню, — сказал он и тем еще больше испортил дело.

— Ты уверен? — насмешливо разглядывая его, произнес Клэс. И вдруг ухмыльнулся: — Так и быть, помогу. Тони Малыша нет. Он только сегодня возвращается с каникул.

Да, конечно же, Тони. Самый тихий и незаметный в группе, он появился позже всех. Поэтому-то он и не вспомнил его сразу.

— Хорошо. Что ж, начнем. На первой странице есть что-нибудь интересное?

Клэс покачал головой. Ничего интересного. Ни на первой, ни на остальных.

— Тогда возьмем передовую на второй странице. Читай, пожалуйста!

Он выбрал статью наугад и неудачно. Еще одна скучная полемическая статья о продлении сроков школьного обучения. Смысл ее сводился в основном к критике распыления средств на обучение огромного числа старшеклассников, которым, по мнению автора, лишние год-два в школе не принесут никакой пользы.

Клэс читал монотонно, но правильно и без запинки:

— «В дискуссии о продлении сроков школьного обучения нельзя не поделиться некоторыми наблюдениями, основанными на том, что бо́льшая часть указанной категории школьников отнюдь не испытывает