Шрифт:
Закладка:
Первые минуты разговора прошли в общем ключе, со стороны так и казалось, что болтают давно не видевшиеся хорошие друзья. Они обсуждали каких-то общих знакомых, прошлогодний урожай, охоту и ещё множество бытовых мелочей. Причём говорили обо всём в подробностях, да ещё так нудно, что, слушая их, Алекс чуть не уснул, но когда речь наконец зашла о случае с утоплением, облегчённо выдохнул.
— Я и не помню ничего… — вздохнула «мать». — Гляжу, лежит, не дышит. Холодный весь… А потом смотрю, а он уже сидит и по сторонам таращится.
Она замолчала, Степан что-то спросил, и пошли объяснения с пояснениями — о чём она думала, о чём не думала, что знала, чего не знала, и когда Татьяна наконец перешла к непосредственно личности своего сына, ему показалось, что он успел состариться.
Но услышанное несомненно стоило потраченного времени.
Будучи с самого детства очень наивным и доверчивым парнем, Илья прослыл этаким деревенским дурачком, простофилей, хотя, по словам матери, на самом деле дураком не был.
Более того, в двенадцать лет у него проявился дар, — он стал рисовать, — и хотя никогда не обучался этому, картины получались необыкновенно красивыми, и, что самое главное, всё изображённое на них непременно сбывалось.
То есть поначалу женщина думала, что происходит наоборот — сначала что-то случается, а потом сын рисует, но потом поняла, что это не так, и сделала для себя логичный вывод, её Илья — пророк.
Естественно, о необычной способности сына мать никому говорить не стала — заранее предсказывая реакцию соседей. Ведь даже её муж Филипп, когда узнал про художества, только хмыкнул и бросил презрительно — лучше б лекарем стал…
Ну а потом, когда беда с ним случилась, и самой Татьяне стало не до сыновней живописи. Нужно было думать, где денег взять, чем прокормиться, а остальное казалось уже и не столь важным.
Когда она рассказывала про это Степану, выливая всё, что накопилось на душе, Алекс сидел и тихо обалдевал. Сравнить дар предсказателя, да ещё такого, который показывает всё наглядно, с лекарем?.. Мда… Куда катится мир…
Но возмущался он недолго.
Вдоволь выплакавшись друг дружке, они стали обсуждать текущее положение в государстве. И на этом месте Алекс подвис.
Ну а как иначе? Он-то думал, что защитный амулет закинул его куда-то на окраину бывшей Российской империи, а теперь, послушав, о чём говорят Татьяна со Степаном, выходило, что попал он в прошлое. Где-то лет за пятнадцать до войны.
Он, конечно, читал, что возможность перемещаться во времени существует, но до сих пор, по крайней мере насколько ему было известно, добиться в этом деле стабильности никому не удавалось, поэтому такие путешествия особой популярности не приобрели.
Хочешь попасть на год назад, а попадёшь к динозаврам. Настолько всё непредсказуемо.
А теперь выходит, что ему не только не нужно скрываться от преследователей, а можно вообще попытаться в корне изменить ситуацию.
Вот только мыслей, как он будет это делать, пока что не было совершенно никаких.
Послушав, о чём ещё говорят «информаторы», он понял, что больше ничего интересного не узнает и, выпроводив Степана, вернулся к Татьяне.
— Ты проснулся? — подскочила женщина, опрометью кидаясь к нему. — Как себя чувствуешь?
«Сын» наморщился, делая вид, что ему не по себе, и максимально измученным тоном произнёс:
— Нормально, ма… Голова только побаливает.
— Подожди, сейчас я тебе чайку с травкой налью, присядь пока.
Но ни рассиживаться, ни вообще задерживаться никакого желания не было, ведь если всё на самом деле так, как он понял, то дорога каждая минута.
Петербург — там ответы на все вопросы и ключи ко всем дверям.
От мысли, что сможет вживую увидеть столицу своей империи, он даже вспотел и, что-то пробормотав, отвечая «матери», всё-таки сел за стол.
«Первое, что мне сейчас необходимо», — рассуждал Алекс, — «информация. Двигаться дальше без знаний о мире по меньшей мере самонадеянно, а права на ошибку у меня нет. Тем более в этом теле… Это хорошо, когда ты аристократ, голубая кровь, наследник пусть и павшей, но всё же великой империи. А что делать, если ты полудохлый деревенский дурачок?»
И только он открыл рот, чтобы спросить у матери про ближайший город, как в дверях появился какой-то старикан.
— Проходи, Филиппушка, проходи, — снова засуетилась Татьяна, резво подскакивая, но старик, как будто не замечая её, подошёл к стоящей в углу бочке, взял ковш и, зачерпнув немного воды, жадно присосался к нему.
«Это тот самый Филипп?» — удивился Алекс. — «Отец Ильи?»
Он слышал, как в разговоре мать несколько раз упоминала про какую-то беду, случившуюся с её мужем, но, честно говоря, как-то не придал особого значения.
А тут вот оно как…
Ещё месяц, от силы два, и отец Ильи окажется в могиле. И хотя Алекс видел причину — на мужчину наложили очень серьезное проклятье, поделать с этим ничего не мог. Повторить такое же — пожалуйста, а вот вылечить — это уже не к нему. Разве что энергии ему дать, хоть отсрочить немного.
И он, мысленно потянувшись к телу старика, несколькими порциями влил в него большую порцию жизненной силы.
Тот замер, оторвался от ковша и, сфокусировав мутный взгляд на жене, хрипло произнёс.
— Пожрать есть чё?
Услышав такое заявление, Алекс усмехнулся, вспоминая книги по этикету и бесконечные описания разных ситуаций. От того, как вести себя за столом и до правил поведения на дуэли.
А тут всё просто, захотел жрать, попросил жрать. Ничего лишнего. Коротко и ясно.
Ладно, будет оказия, пришлю им кого-нибудь, всё ж родители…
Ни разу не сентиментальный и донельзя практичный, сейчас Алекс вёл себя непривычно даже для себя, впрочем, нисколько этому не удивляясь — зная что это влияет донор, точнее то, что от него осталось. Так сказать — «души прекрасные порывы».
Да и чисто с практической точки зрения: кто знает, что будет дальше? А тут, какой-никакой, тыл обеспечен. Еда, крыша над головой…
— Да-да, Филипушка! Конечно есть! — забрякала кастрюлями мать, тут же забывая обо всём на свете. Тот встал и, сосредоточившись, кастанул ещё одно легонькое заклятье, заставляющее Татьяну не думать о сыне. Не совсем, конечно, она будет знать, что он есть, но ей будет казаться, что Илья или только что ушёл, или вот-вот должен прийти.
Убедившись, что всё сработало, он для верности покашлял, привлекая внимание, и, дождавшись, когда мать мазнёт по нему взглядом, словно по пустому месту, тихонько покинул родителей. Заскочив в комнату, собрал кое-какую одежду и,