Чтобы нагнуть, взять. Заткнуть рот, из которого вылетают пустые просьбы. Опробовать, как Ника может сжиматься на моем члене. Подмахивать и просить.

Но девушка молчит. Сильнее прокусывает губы, всхлипывает. А после переводит взгляд на меня.

– Я приеду, - усмехаюсь, потому что никуда она не денется. Маленькая лживая дрянь. – Саид, мне нужно…

– Нет.

– Я… Я выполню твое желание. Но мне нужно поехать, пожалуйста. Там Адам… Ему плохо, очень плохо. Мне нужно к нему.

– Адам, блядь?

Ревность слепит, глушит.

Одна установка в мозгу – разорвать. Любого, к кому она так спешит.

– Это ребенок, мальчик. Ему шесть лет, - лепечет, подрываясь с места. Сама летит ко мне, сжимает мои ладони. – Мне нужно к нему, пожалуйста. Ты ведь чего-то хочешь от меня, да? Я… Желание, да. Я сделаю то, что загадаешь. Сама сделаю, не буду сопротивляться. Но мне нужно к нему, очень нужно.

– Интересное предложение.

Готова раздвинуть ноги из-за какого-то пацана? Настолько прониклась? Никто из опрошенных не говорил, что Ника была с ребенком. Но при этом… Могли и врать, подавать данные под нужным соусом.

Я не всегда сам вылетал на место, когда точно упустили. Посылал ребят допросить, узнать все данные. Пытался действовать на опережение, но Ника была умной.

Не светилась, ничем не выделялась. Обычная туристка, которых миллион в крупных городах. Летом переезжала реже, терялась на курортах. Зимой постоянно в движении. Бывало четыре города сменит, пока мы до первого добирались.

Хороша же, сука. Умело прячется, такой только в шпионы. А я гнался, как цепной пёс. Гончая. Догнать, прикусить её бледную кожу. Пометить и сломать, чтобы поняла, что заигралась.

Не смог понять брата, до сих пор. Халид искал, но не так остервенело. Когда его Ада исчезла, он нашел её сразу. Но дал время сбежать, перехитрить его. А я не был способен так это.

Знать, где пташка и не подойти?

Нет, кто-то отрастил крылышки, и пора их срезать.

– Там ребенок, Саид. Он ждет меня, очень. Пожалуйста, мне нужно к нему.

– Хорошо. Ты мне отсосешь, Ника. С чувством, заглотом и желанием.

– Я не… Да, - кивает, сжав губы. В глазах застыли слезы, но девушка их сдерживает. – Хорошо. Но после того, как увижу Адама. Я должна поехать.

– Поедешь. Для начала – поцелуй меня. Докажи серьезность своих обещаний. А после, посмотрим. Ты ведь просишь меня, пташка, о помощи. Покажи, что я не просто так соглашаюсь.

Девушка жмурится, задерживает дыхание. Практически слышу, как шестеренки в её голове крутятся. Но подается навстречу, приподнимаясь на носочки.

Несмело, едва прикасается к губам. Но этого достаточно, чтобы зверь внутри оскалился. Взять, присвоить, пометить. Толкнуть к стене и войти на полную, не оставляя шансов.

– Пока слабо, пташка, - выдыхаю, прихватывая нижнюю губу. Сдавливаю, встречаясь с пронзительным взглядом Ники. – Плохо убеждаешь.

– Я потом… Я не могу ни о чем думать сейчас, позволь мне потом. Я буду стараться.

Я ведь был прав. Цена у Ники есть, довольно простая. Прекрасная слабая точка, через которую всего добьюсь. Поэтому швыряю девчонке свою футболку, чтобы оделась.

Собирается за секунду, приглаживая темные волосы. Ерзает всё время, что везу её обратно к дому. Охрана на позиции, ничего подозрительного. Отчитываются по каждому шагу, чтобы исключить ловушку.

Но все варианты об игре исчезают, когда Ника перепрыгивает ступеньки. Несется вверх, в чужую квартиру. Я ещё в подъезде слышу дикий плач, который оглушает. Морщусь, потому что дети – зло.

Бесили, вымораживали. Взрослые и так достаточно лажали, чтобы ещё с малыми связываться. От них ничего не добьешься.

А Ника летит к плачущему малому, который забился в угол возле батареи. Воркует с ним, утешает. С интересом наблюдаю за этой картиной, отмечая схожесть между ними.

И девушка ведь себя как… Мать.

От этой мысли вены внутри вздуваются, наполняются чистой яростью. Потому что у нас с ней не было секса. Неполноценного, грубая прелюдия. А у неё есть сын.

Она не просто трахнулась с другим, а родила от него.

И этим подписывает себе приговор.

Глава 4. Ника

Адам бьётся в моих руках, ни капли не успокаиваясь. Этим пугает меня ещё больше, заливаясь слезами. Отталкивает мои руки, отодвигается подальше. И я забываю обо всех лишних в комнате.

Пытаюсь привлечь внимание малыша, медленно говорю с ним. Внутри полная растерянность, но стараюсь не показывать эмоций. Спокойно и рассудительно, тихо, чтобы не пугать резкими звуками.

Крепко прижимаю к себе Адама, наплевав на истерику. Обнимаю двумя руками, раскачиваясь вместе с мальчиком. Словно убаюкиваю, пока его плач не стихает.

– Пошли ко мне, - поднимаю Адама на руки, и он не спорит. – У меня шахматы, нужно подвигать фигурки. Да?

Мальчишка кивает, крепко прижимаясь. Продолжает всхлипывать, уже устало. Часто дышит, пока я направляюсь к своей квартире. Саид пропускает, а его взгляд жжет между лопаток.

Плевать.

Пусть что угодно после делает и думает, говорит. Сейчас у меня единственный приоритет. Я знаю, что тоже виновата в этой истерике. Мне нельзя так поступать, срываться и бросать одного.

Распорядок дня важен для Адама, у нас была игра в шахматы. А я своим побегом и настроением всё нарушила. А Тереза… Она бывает не самой токсичной, могла сказать что-то, что расстроило мальчика.

– Давай, милый, - усаживаю Адама на его стульчик, вручаю в руки пластмассовую пешку. – Как ходит пешка?

– Вперед. Вот так, - всхлипывает, но двигает. Вперед и назад. После переключает внимание на коня, сжимая его крохотными пальцами. – Да?

– Да, всё правильно. А переставишь их? Себе черные, а мне белые?

Адам хмурится, но постепенно увлекается. Убирает все фигуры с доски, расставляя на другие места. Пока малыш занят, я нахожу в себе силы подойти к Саиду.

– Уведи охрану, - киваю ему за спину, стараясь сдержать голос под контролем. – Господин Саид, - выплевываю обращение, чувствуя внутри дрожь. – Адам плохо реагирует на толпу людей. Тем более незнакомых.

– Ты думаешь, что можешь мне приказывать? То, что здесь ребенок, не меняет твоего положения.

– Я знаю. И я прошу, - касаюсь ладони мужчины. Он жестокий, но не монстр же. – У Адама только что была истерика. Он