Ничего больше не сказав, настоятель подошел к столу, на котором уже была заготовлена особая гербовая бумага. В столе было углубление для чернил и пера; жрец вооружился письменными принадлежностями и начал со всем тщанием выводить на бумаге текст документа.

Чтобы развести супругов в Ренсе, основания нужны серьезные и доказанные: измены, бесплодие, смена веры. А также разрешение сюзерена-каэра, главы рода и жреца данного округа. Тейг обзавелся всеми тремя разрешениями и, думаю, дал хорошую взятку настоятелю, раз он согласился развести нас тихо.

Пока последний писал, Вассы и я сохраняли почтительную тишину; слышно было лишь поскрипывание пера по бумаге. Когда жрец закончил писать, то подозвал Тейга, чтобы тот поставил на документе свою подпись. Затем подозвали меня, и я внимательно прочитала текст.

Настоятель указал все: королевство, герцогство, графство; себя и храм; имя и род Тейга, мое имя и род; причину расторжения нашего брака… и ничего о том, что будет со мной дальше. Если я сейчас поставлю подпись, никто не даст гарантий, что Вассы возвратят мне сундук с вещами, посуду и прочее, что входило в приданое, и позаботятся обо мне. Скорее вышвырнут на улицу, и живи дальше, как знаешь! А я мало знаю: Астрид была несамостоятельна, а я в реалиях этого мира новичок.

Тейг предупредил, что прикончит меня, если буду противиться. Но я же не противлюсь, верно? Я лишь хочу получить свое.

Вернув перо на место, чтобы не запачкать документ, я повернулась к жрецу и сказала:

— Я поставлю подпись, как только мне вернут приданое и назначат содержание.

Вассы уставились на меня как на заговорившую кошку, да и настоятель явно удивился.

— Мы же договорились, — сказал свекор, «ожив» первым, — что приглядим за тобой, Астрид. Ты будешь жить у нас, пока мы не найдем тебе нового мужа.

— Тогда это нужно прописать в документе и указать сроки.

— Неужели ты не доверяешь нам?

— Доверяю, но таков закон.

— И почему это мы должны содержать тебя? — возмутилась Пегги.

— Можете не содержать, — «разрешила» я, — достаточно единоразово выплатить деньги.

— А не жирно будет? — прошипела свекровь.

— Я всего лишь следую букве закона, — ответила я невинно. — Документ должен быть оформлен, как следует, и в нем должно быть указано возвращенное приданое и содержание или отступные.

— С каких пор ты разбираешься в документах? — бросил Тейг, сверля меня взглядом.

— Всегда разбиралась. Бабушка научила.

— Да что она знала, твоя бабка? — фыркнула Пегги.

— Тише, — призвал нас к порядку настоятель и упрекнул Тейга: — Вы заверили меня, что все решено.

— Все и решено, — процедил мой пока еще супруг. — Астрид получит свое приданое назад.

— Придется возвращаться за ним, — сказал свекор.

— Можете выплатить мне отступные вместо приданого, — предложила я.

Насупившись – хотя его лицо и так почти всегда хмурое – Тейг потянулся к прицепленной к поясу сумке и процедил:

— Сколько?

Тейг не сообщил Астрид, за сколько продал бабушкину усадьбу, но я знаю, что она стоила не меньше шестидесяти золотых ренков – Фиона Лорье часто хвасталась своим имуществом. Но потребовать шестьдесят золотых я не могу: Вассы при всем старании не потянут – поиздержались, а точнее, сыночек их поиздержался, стараясь выбиться в «благородные». Да и Пегги на кухне часто жаловалась, как быстро улетели деньги за усадьбу.

Одно ясно точно: если я запрошу всю сумму, мне развода не видать. Да и половину мне Вассы не вернут, не смогут, и тогда развод затянется. А мне это надо? Лучше получить меньше, зато поскорее отправиться в свободный полет. И нервы целее будут.

— Двадцать золотых ренков, — ответила я.

— Ско-о-о-олько?! — выдохнула Пегги. — Ополоумела?

— Ты столько не стоишь, — заявил «муж».

— Моим приданым были не только платья, тарелки и домашний скот, но и бабушкина усадьба, — напомнила я. — Поэтому я еще мало прошу.

— Алчность женщину не красит, — вставил жрец.

— Как и бедность, — сказала я.

Было ли мне страшно оказаться в чужом мире в окружении ненавидящих и не одобряющих меня людей? Да, очень. Но оставаться с Вассами больше попросту небезопасно и невыгодно. Я уже не умираю от отравления, у меня есть немного денег на еду и ночлег, и если я поднажму, то получу еще и приятную сумму на жизнь.

— Хорошо, — согласился Тейг. — Ты получишь свои двадцать золотых ренков, Астрид. Отец настоятель! — повернулся он к жрецу. — Через пару дней мы вернемся, и на этот раз препятствий к разводу не будет – это я вам обещаю.

Последние его слова прозвучали зловеще, я четко уловила в них намек на то, что меня или запугают до полусмерти, либо хорошенько отделают. Многие люди звереют, когда дело заходит о деньгах, а Вассы и так не шибко добрые.

— Тогда встретимся в храме через два дня, — сказала я. — Так как я больше не жена тебе фактически, то и ночевать с тобой не буду.

— Нет, ты еще пока что моя жена, — надавил Тейг, вероятно, уже предвкушая, как будет учить меня уму-разуму.

— Никто тебя не гонит, — поддакнул ему свекор. — Возьмем несколько комнат в гостинице по соседству.

— Мне нужно побыть одной, поплакать. Это все так больно и ранит, — вздохнула я и опустила притворно печальный взгляд.

— Астрид, — сквозь зубы проговорил муженек, и я, быстро взглянув на него, заметила, как у него на лбу набухла вена, — не дури. Ты пойдешь с нами!

Неожиданно меня поддержал жрец:

— Все правильно, девица должна ночевать одна, — сказал он.

Тейг весьма недобро поглядел на настоятеля: ты чего, мол, собака?

— Пусть выплачется и побудет пока при храме, — ответил ему «собака» и добавил многозначительно: — Так будет лучше.

Мне эта многозначительность не понравилась, зато Тейгу – да, и он уже спокойнее сказал:

— Хорошо, отец настоятель. Мы вернемся через два дня.

Поклонившись жрецу, он вышел из комнаты; его родители, испепелив меня взглядами, тоже поклонились и вышли. Лишь когда за Вассами закрылась дверь, я позволила себе тихонько выдохнуть.

Настоятель же спросил, глядя на меня в