Папа, не снимая, носит такую же. Хочется верить, что под маской Мусы я увижу то, что и под маской отца – тепло, любовь, принятие. Но в ушах звучит его разговор с любовницей, и я понимаю, что мне придется иметь дело с тем, с чем я никогда не сталкивалась.

– Не скажу.

– Дерзкая?

– Нет. Просто не хочу выдавать секретов, которые мне могут еще пригодиться.

– Думаешь, сможешь убежать от отца?

Вязну в давящем взгляде Мусы.

– Или от кого-то другого, – вспыхиваю я и осекаюсь тут же – ну вот что я за идиотка? Зачем его провоцирую, а? Ясно же, что мы с ним повязаны. Отец говорил, что свадьбу сыграем осенью…

– Все-таки дерзкая.

– Ну и что? Вам дерзкие женщины, кажется, нравятся.

Ой, да просто заткнись, Динар! Я не договариваю. Он не переспрашивает. Готова поспорить – не переспрашивает как раз потому, что ему и так ясно – я подслушивала!

Ну зачем? Зачем я это ляпнула? И куда делась моя бравада? Нет ее. А ведь Муса завелся, и как теперь мне ему противостоять – вообще неясно. Хорошо, мы уже подъезжаем к дому. Можно просто сбежать.

Отец встречает нас прямо в холле. Здоровается с Гатоевым за руку и сгребает меня в объятья.

– Выпорю!

А мне так хорошо в отцовских руках, что все равно, даже если он впервые в жизни осуществит свои угрозы. По-детски всхлипываю.

– Прости, пожалуйста. Прости…

– Все хорошо, мышка. Иди… давай, приведи себя в порядок. Что это на тебе за… – отец даже слов не находит, чтобы как-то описать мой наряд. Это смешно. И в то же время грустно.

– Это Маринкино, – смеюсь сквозь слезы.

– Да уж понял, что не твое. Иди.

Ощущая приближение истерики, срываюсь с места и торопливо взмываю вверх по лестнице.

– Эта ее подруга мне никогда не нравилась… – оправдывается отец перед Мусой. И то, что ему… ему! приходится за меня оправдываться, напрочь выбивает почву у меня из-под ног. Я готова на что угодно, лишь бы папе больше никогда не пришлось за меня краснеть.

Платье в стирку. Разодранные колготки в мусор. И душ. Горячий-горячий, чтобы смыть с себя гарь.

Вниз я спускаюсь в закрытом наглухо платье и с покрытой головой. Иду, ничего не чувствуя, к отцовскому кабинету. Дверь чуть приоткрыта. Как это ни странно, в комнате папа один.

– Отец…

– Муса уехал. У него в связи с последними событиями много дел. А ты чего это… – крутит пальцем, будто вынуждая и меня покрутиться.

– Ты сам сказал…

– Что? Привести себя в порядок? Я не это имел в виду.

– Да?

– Я вроде никогда не требовал от тебя быть той, кем ты не являешься.

Это правда. От которой у меня опять на глазах выступают слезы.

– Прости. В последнее время я делаю все не то.

– Ты просто на распутье. Так бывает. Зря я вообще тебя дергал. Шла бы ты спать.

Удивленная, я послушно поворачиваюсь к двери. Но, не сделав и шага, вдруг вспоминаю, о чем очень хотела, но так и не успела спросить:

– Пап, а о пострадавших или… жертвах что-нибудь известно?

Отец устало опускается в кресло.

– В тяжелом состоянии один из тех скотов, что открыли стрельбу. Несколько человек в больнице. Но поскольку на месте почти сразу же оказалась группа Гатоева, жертв и разрушений удалось избежать.

– Он так быстро отреагировал?

– А ты думаешь, я тебя из садистских побуждений оставил дома?! Динара… – Отец вскакивает, делает два шага ко мне и столько же от меня. Словно рассерженный тигр по клетке носится. – Да если бы к нам не поступили данные о том, что назревает…

– Ладно, ладно, пап! Я все поняла. Ты только не волнуйся.

Подлетаю к нему, обнимаю со спины. Прижимаюсь щекой к так вкусно и знакомо пахнущей рубашке.

– Ну, сглупила я. Это больше никогда не повторится. Обещаю.

– Хорошо, мышка…. Хорошо. Я не уверен, что Муса и в третий раз успеет.

– Слово тебе даю, – шепчу я, и только потом доходит, что отец повторяет ровно то, что и Гатоев: – А почему в третий?

Спина отца каменеет. Он медленно, будто нехотя, оборачивается.

– Ты и впрямь ничего не помнишь, да?

– О чем?

– Это Муса тебя вынес в тот раз.

В тот раз? Я моргаю, с недоумением вглядываясь в папины глаза. В тот раз… Когда мама и братья погибли? Да… Кажется, именно в этот. Но как такое возможно? Разве подобные совпадения случаются в этой жизни, а?

– С тех пор мы с отцом Мусы вас и сосватали.

Папа натужно улыбается, чтобы не позволить горю затащить нас в свое болото. И я знаю, что для современного человека это звучит несколько диковато, но так у нас до сих пор все порой и решается. – Он хороший мужик. Ты его держись, слышишь? Если вдруг со мной что-то случится, только он тебя защитит.

Я машинально киваю, ощущая стекающий по спине холодок.

– Ну что с тобой может случиться, пап? Ты как выдумаешь. Хватит меня пугать.

– Я не пугаю. Просто пообещай больше не устраивать ничего подобного!

– Так ведь я уже пообещала.

– Вот и славно. А теперь давай, дуй к себе. Выспись как следует. Помолвка состоится сразу же после Ураза-байрама. Если ты, конечно, не против.

Последняя оговорка – пустая формальность с целью потешить мое эго. Но теперь, когда я знаю, какую роль Муса сыграл в моей жизни, как я могу отказать?

– Не против.

– Я в тебе никогда не сомневался. – Отец целует меня в лоб. – Беги.

К себе поднимаюсь в еще большем раздрае. Долго не могу уснуть. Брожу тенью от стены к стене. А потом делаю то, на что никогда раньше не осмеливалась. Нахожу в сети древний ролик, запечатлевший мое освобождение и последовавший за этим штурм… И жму на «плей».

От автора: друзья, спасибо за теплый прием книги! Не забудьте понставить лайк, если она вам нравится и добавить книгу в библиотеку, чтобы не потерять.

Глава 4

Дыма в машине столько, что даже приоткрытая форточка не спасает. Ну что ж… Других вариантов у меня не было. Дурацкая помолвка и так слишком долго позволяла мне