сообщить: когда ваша книга про молодых взрослых будет готова, я одной из первых оформлю на нее предварительный заказ.

В приложении направляю аудиосообщение.

Не думаю, что услышите в нем нечто неизвестное, если когда-нибудь его прослушаете. Я записала его не по этой причине. Хочу, чтобы у вас на руках были подтверждения важности вашей работы, чтобы вы знали, что книга, которую вы пишете, даст услышать наш голос и разглядеть нас, молодых взрослых. Однако еще важнее, на мой взгляд, что голос-посредник будет именно вашим голосом, голосом взрослой женщины, принадлежащей к поколению, которому труднее всего нас понять.

Мартина К.

Прикрепленное аудиосообщение.

Доктор, меня зовут Мартина, мне двадцать два года, и я чувствую, что топчусь на месте. По моим ощущениям, жизнь ускользает от меня, и самое обидное: я оглядываюсь вокруг и думаю, что все движутся вперед, кроме меня. И все же я не понимаю, как получается, что эти мысли преследуют многих из нас. И почему мы чувствуем себя такими одинокими. С родителями не общаемся, а когда общаемся, это общение складывается совершенно не так, как надо, – у нас совершенно неправильные отношения. Наши взаимоотношения с самого начала складывались плохо, а затем стало еще хуже: теперь мы не разговариваем друг с другом. Но речь не об отсутствии диалога, которое свойственно семьям с детьми-подростками.

Напротив, именно молчание. Никакого противостояния нет, только пустота.

Столкновения нет, потому что нечего атаковать.

У меня очень строгий отец и боязливая и тревожная мать. Она пережила серьезное насилие, о котором рассказала мне, моему брату и сестре, когда мы были еще совсем детьми, не защитив нас от этой информации.

Помимо подробностей моей личной истории, мне бы хотелось, чтобы это аудио имело более широкое значение, чтобы мои слова дошли до остальной молодежи, до таких, как я. До людей, переживающих неудачу. До людей, которые не соответствуют социальным стандартам, навязанным вами, взрослыми, которые диктуют, как нам жить, – как вы говорите, – даже отдаленно не испытав сложностей нашего времени, наших трудностей, нашей жизни.

Я хотела бы описать наши страдания, которые, я думаю, не совсем понятны. Недавно один журналист опубликовал в социальной сети несколько историй. Подписчица написала ему, что чувствует себя в крайнем отчаянии и боится мыслей о рождении на свет новой жизни.

Отправляя журналисту эти слова, она искала утешения.

Я бы не стала называть журналиста, о котором идет речь, бумером (знаете, док, он один из тех, кто говорит, что люди жили лучше, когда им жилось хуже!), но я не думаю, что он понял, с каким намерением эта девушка написала ему то, что написала. Журналист предпочел свернуть тему, сказав, что история уже переживала темные века, подобные этому, в прошлом.

Это заставило меня задуматься: он имел в виду Вторую мировую войну, когда вы могли оказаться в одном доме с мертвецом? Затем он завел речь о том, что, несмотря на кризисы, которые человечеству уже довелось пережить, единственная особенность этого кризиса – полностью утраченное чувство доверия и надежды. Это заставило меня задуматься. Пришлось признать, что я склонна видеть мир в катастрофическом, апокалиптическом свете, там будущее отсутствует вовсе.

Я присоединилась бы к той, все более многочисленной группе людей, которые готовы отказаться от рождения детей не столько из-за сложностей исторического периода, в котором мы живем, сколько из-за экологических и климатических факторов. Я бы предпочла усыновить ребенка, хотя, безусловно, плохо разбираюсь в этой теме.

Однажды я шла к своему терапевту и слушала новости по радио. В течение полутора минут прошли три новости: о пандемии, войне и климатическом кризисе.

И тут я подумала: «Черт! Не нам ли, возможно первым в истории, приходится иметь дело со всем этим одновременно, и впервые не просто в виде угроз, а в виде конкретных фактов?»

Мы живем в тяжелый исторический момент. Таков он и для нас, и для тех, кто придет после нас и будет изучать его по учебникам истории, – а мы знаем, что не всегда на чужих ошибках учатся. Короче говоря, будущее мне видится совсем не радужным.

Возвращаясь к основной цели моего аудиосообщения: мне бы хотелось, чтобы эти мои слова многие услышали.

В последнее время я думаю, что однажды, когда я стану взрослой (вернее, когда стану более взрослой), мне бы хотелось иметь свое собственное место. Я бы хотела открыть центр, где люди могли бы обсуждать и делать нормой все, что в настоящем и ближайшем будущем будут продолжать осуждать и критиковать, вместо того чтобы принять.

Мы – люди разумные.

Даже не так. Если мы человеческие существа, мы наделены разумом. И этот разум надо бы использовать.

Спасибо за внимание.

Их больше растили, чем воспитывали

Я прекрасно понимаю, что мне вручен мандат, что у меня в руках бомба, и я чувствую ответственность за то, чтобы подложить ее в нужное место, чтобы сотворить сильный взрыв, но без погибших и раненых, – ведь было бы ужасно утратить диалог между поколениями и ограничиться поиском виноватых.

Однако Мартина права: я чувствую бремя из-за того, что именно я несу эту весть. Эта работа требует от меня массы усилий, связанных с тем, что я безоговорочно поддерживаю молодых взрослых, но не являюсь одной из них.

Я чужая в их стране. Я учусь их языку, но он мне неродной. Пытаюсь переводить, что они говорят, чтобы сделать их объемными фигурами и объяснить нам, взрослым, что с ними происходит… Однако, находясь среди них, я испытываю дискомфорт. Чувствую локти тех, кто сидит справа и слева от меня, положив руки на подлокотники моего кресла, и они толкают меня, заставляют каждые пять минут искать новое положение. Я должна рассказать о молодых взрослых и им самим, и нам. Я понимаю их язык, но не всегда могу на нем говорить.

Думаю, Мартина права: мы живем в темные, низменные, депрессивные времена – как с культурной, так и с политической, и с эмоциональной точки зрения.

Я не пытаюсь определять, какие эпохи лучше, какие хуже. Как не собираюсь и выбирать лидеров, потому что лидеры утверждают себя сами. Это просто времена такие.

Мы живем в эпоху, когда молодых взрослых не понимают, а то и полностью игнорируют. Когда, напротив, стоило бы признать их в качестве ресурса, у которого можно попросить совета, потому что ситуация в мире становится все хуже и хуже, всем нам живется неважно, а они, возможно, могли бы предложить решение.

Они могли бы стать решением.

В пандемию, к слову, о них напрочь забыли. Та же участь постигла сначала детей, а затем подростков, у которых есть особые потребности, но в определенный момент чрезвычайной ситуации в здравоохранении, пусть и позднее, чем надо, о них вспомнили. Однако о положении студентов университета, возьму их в качестве примера, никто не подумал, повсюду кричали: они взрослые, сами справятся!

Жаль, но это те же студенты, которых каждый год высмеивают, что они приходят на вступительные экзамены в сопровождении родителей. Родители, по свидетельству работающих на факультетах, звонят секретарям кафедр и просят организовать встречу с преподавателями, спрашивают об экзамене, если ребенок прогуливает. Они всегда употребляют множественное число (мы учимся на факультете…), словно они часть студенчества. Даже грамматика свидетельствует, что родители чувствуют себя с детьми неразделимым целым, которое ни время, ни комичность ситуации не в силах разделить.

Самый проницательный скажет: но ведь дети могут протестовать против этого! Возможно, им удобно, чтобы родители продолжали заботиться о них!

Я не уверена в этом. Ниже будут рассказы молодых взрослых о своей жизни. Многие из них стали посещать психологов и делиться нарастающей тревогой, в том числе и по этому поводу. И я делаю вывод, что такая родительская забота для них скорее обуза.

С другой стороны,