Огляделся — никого. Проглотил две таблетки. Без них уже нельзя. Осознание факта зависимости в очередной раз отозвалось резкой болью.

Он шел мимо кафешек и магазинов, то и дело бросая лаконичные приветствия. Помог миссис Астор погрузить покупки в машину, терпеливо выслушал соображения Феликса Коука относительно трафика на Фуллертон-стрит.

Остановился под вывеской «Деликатесы Бранта». Витрина соблазняла горками печенья, слоек, пирожков, а также всевозможными сырами.

— Здравствуйте, инспектор Уокер.

Элис Оуэн. Волосы гладко причесаны, на лице боевая раскраска, даром что одета как на работу. В руках трясется собачонка непонятной породы; тощая — хоть ребрышки пересчитывай. Уок хотел ее погладить, но жалкое создание вдруг злобно ощерилось.

— Не подержите мою Леди, пока я в «Деликатесы» заскочу? Я на секундочку.

— Давайте. — Уок потянулся за поводком.

— Нет-нет, на землю не ставьте! Мы только что с педикюра, у нас повышенная чувствительность ногтей.

— В смысле, когтей?

Элис молча сунула ему свое сокровище и шмыгнула в магазин.

Через окно Уок наблюдал, как она, сделав заказ, треплется с приезжей бездельницей. Прошло десять минут. Десять минут собачьего влажного дыхания прямо в лицо.

Наконец появилась Элис. Поскольку обе руки у нее были заняты покупками, пришлось топать за ней, нести собачонку к внедорожнику. Уложив покупки в багажник, Элис сказала «спасибо», полезла в бумажный пакет, извлекла и сунула Уоку вафельную трубочку-канноли с начинкой из рикотты. Уок устроил целое шоу — дескать, не надо, не возьму, — но слопал канноли в два укуса, едва только Мейн-стрит осталась позади.

Он прошелся по Кассиди-стрит — но не до конца, а до того места, откуда можно было срезать путь к Айви-Ранч-роуд. Постоял у Стар Рэдли на крыльце. Из дома слышалась музыка.

Стар открыла прежде, чем Уок успел постучать. Улыбнулась по-особенному — именно из-за этой улыбки Уок до сих пор с ней и нянчится. Опустошенная, но прелестная; конченая, но с этим невозможным сиянием в глазах — такова Стар. Уок удивился, увидев на ней розовый передник. Будто она печенья вздумала напечь. Притом что в кухонном шкафу мышь повесилась.

— Добрый день, инспектор Уокер.

Против воли он улыбнулся.

В небыстром темпе крутился потолочный вентилятор. На гипсокартонных стенах местами отошли обои. Шторы держались всего на нескольких кольцах, будто Стар, отчаянно отгораживаясь от дневного света, оборвала их судорожными движениями. Радио было включено на полную громкость, «Линэрд скинэрд» пели о милой Алабаме, и Стар подергивалась в такт, пританцовывая, собирала по кухне пивные банки и коробки из-под «Лаки страйк», набивала мусорный пакет. Успевала еще и улыбаться Уоку — широко и открыто, по-девчоночьи. Годы не изменили ее сути. В юности беззащитная, отчаянная — из «трудных», — она такой и осталась.

Изящный поворот — и в мешок отправилась пепельница из фольги.

Над камином висела фотография — они двое, обоим по четырнадцать. Полная готовность к будущему. Предвкушение будущего.

— Голова болит?

— С головой всё супер. Мысли, знаешь, как-то упорядочились. О вчерашнем думаю. Спасибо тебе. Только вот что мне кажется: я в этом — ну ты понимаешь — нуждалась. Напоследок. Наверное. Зато теперь все прояснилось. — Стар щелкнула себя по виску и продолжила уборку, по-прежнему пританцовывая. — Дети — они ведь ничего не видели, правда?

— Нам обязательно обсуждать это именно сегодня?

Песня про милую Алабаму кончилась. Стар перестала подергиваться, отерла пот со лба, собрала волосы в тугой хвост.

— Было, да сплыло. Дачесс в курсе?

Нормально. Стар спрашивает Уока про собственную дочь.

— Весь город в курсе.

— Как думаешь, он изменился?

— Мы все изменились, Стар.

— Ты — нет.

Стар имела в виду выразить восхищение — Уок уловил одну гадливость.

Винсента он не видел пять лет. Пытался пробиться к нему, только напрасно. В первое время ездил на свидания с Грейси Кинг, в старом «Бьюике». Судья упек его друга — пятнадцатилетнего мальчишку — в тюрьму, где мотали срок взрослые дядьки. А потому что на суде слово взял отец погибшей. Говорил о Сисси — какая она была, какое чудо из нее выросло бы. Присяжным продемонстрировали фотографии с места трагедии — маленькие ножки, окровавленная ладошка. Звонили директору школы, Хатчу, — спрашивали о Винсенте. В ответ услышали: проблемный юноша.

Для дачи показаний вызвали Уока. Отец не спускал с него глаз. Коричневая рубашка, честное лицо; Уокер-старший — прораб из «Тэллоу констракшн». Компания владела фабрикой, в дыму которой задохнулись мечты соседнего городка стать, как и Кейп-Хейвен, курортным. Тем летом Уок начал ездить с отцом на стройку. Всерьез думал о работе в «Тэллоу констракшн». Напяливал комбинезон, стоял, смотрел на серый грунт в котловане, на трубы. Недра земные завораживали, строительные леса возвышались подобно собору.

В зале суда Уок встретил отцовский взгляд, прочел в нем гордость и правдивыми, исчерпывающими своими показаниями предрешил судьбу Винсента.

— Я не обязана и дальше жить одним прошлым, — сказала Стар.

Уок сварил кофе и вышел с чашками на террасу. Птицы, отнюдь не паникуя, спорхнули с качелей. Уок уселся на старом стуле.

Стар стала обмахивать разгоряченное лицо.

— Сам его заберешь?

— Он написал, чтобы я не утруждался.

— Но ты все равно поедешь?

— Да.

— Не рассказывай ему… про меня. Ну и про все про это.

Коленка у Стар подрагивала, палец выбивал дробь на ножке стула — куда только девалась недавняя оживленность?

— Он же будет спрашивать.

— Мне его не надо. Ни в этом доме, ни вообще.

— О’кей.

Она прикурила и закрыла глаза.

— Я слыхал о новой программе, которая…

— Стоп. — Стар вскинула руку. — Сказала ведь уже. Покончено с этим. Точка.

Много лет Уок возил ее в Блейр-Пик. Ежемесячно. Психиатр попался толковый, прогресс был налицо. Уок пережидал сеансы в забегаловке — они длились по три часа, а порой и больше. По окончании Стар ему звонила. Иногда с ними ездили Дачесс и Робин. Устраивались на заднем сиденье, молча смотрели в окно — словно видели позади блаженное неведение, от которого их уносил автомобиль.

— Так не может продолжаться.

— А ты сам что — разве «колеса» больше не глотаешь?

Уок хотел объяснить, что нынешние его «колеса» — совсем не те и не для того, что прежние. Задался вопросом — а в чем, собственно, отличие? У них со Стар у обоих — зависимость, если называть вещи своими именами.