Ничего не попишешь — круговорот судьбы. Только что был в реке, свободный и ловкий, — и на тебе!

Так и моя свобода. Работа — дом — универсам — дом — телевизор — газета — диван — работа. А где Варвара Семеновна — ведать не ведаю. Разве по городскому радио услышу, что она делает, чем в данный момент руководит.

Так вот и был свободным, плавал в реке жизни. Но вышел я в шесть тридцать из универсама и встретил Полину Васильевну, нашу Полю, у нее в руках как раз колбаска в бумажку завернута. А Поля вроде меня бедолага, полный товарищ по несчастью, жена Сергея Сергеевича, нашего старого приятеля, который взлетел на высокую должность и с той поры пропал с горизонта.

«Здравствуй, Поля, говорю. Как живешь? Сильно ли терпишь?»

«Ах, Иван, — это она отвечает. — Я уже на исходе».

«Где твой-то?»

«Поехал к твоей. Она его телефонограммой вызвала. Накачку ему дает».

«Ах, Полина, — говорю. — Что же это за жизнь у нас с тобой? Нечеловеческая это жизнь. По такому случаю предлагаю обменять бутылку кефира на что-нибудь более приличное и отправиться ко мне в гости».

«Я согласная, Ваня, — отвечает, — но только прошу ко мне, тут ближе, и я плитку не выключала, у меня как раз солянка дозревает».

«И я согласен, — говорю. — О чем же мы раньше думали, Поля? У нас обе квартиры свободные».

Взял я две бутылки нашего родного «Цимлянского», пришли к ней, накрыли белую скатерть в столовой, я сто лет такой благодати не видел.

Человеком в доме запахло.

«За что же мы с тобой выпьем? — спрашиваю. — Да вот за наших. Я за твоего выпью, ты за мою. Трудная у них жизнь. Горят на работе».

Чокнулись, выпили. Никуда не торопимся. Закусываем.

«Я, — говорит, — своего пять лет не вижу».

«А я свою четыре года. Как избрали ее в обед, а утром подали машину к подъезду — и баста, не вижу».

«А меня ты видишь, Ваня?» — и так она ласково спросила, что у меня мурашки в определенных местах зашевелились. Я ж еще мужик в соку, а четыре года женской ласки не слышал, разве что в телевизоре.

«Вижу тебя, Поля, очень даже распрекрасно вижу, как только раньше не замечал. Ты такая ладная, гладкая, мне на тебя буквально сладко смотреть».

«А теперь еще раз посмотри на меня внимательнее, Ваня, где я?»

«Ты передо мной, Поля. Совсем рядом. И не исчезаешь. Готов на тебя без конца смотреть».

«И я на тебя, Ваня. Ты вон какой ладный, весь в соку. Ты когда с работы приходишь?»

«Десять минут седьмого», — отвечаю.

«А я в половине шестого. Значит, как раз успею в универсам сбегать и тебя в окне встретить. И снова будем друг друга видеть».

«Правильно, — отвечаю. — Давай хоть мы с тобой будем друг друга видеть. Это же невозможно, чтобы все люди на земле вдруг пропали на работе и перестали видеть друг друга. Что же это за жизнь — все работают и никто никого не видит. Это не наш с тобой путь, Поля».

«Как хорошо ты говоришь. В таком случае, возьми тапочки, Ваня, я тебе телевизор сейчас включу. Я люблю, когда мужчина у телевизора сидит, это значит — в доме мир».

И остался у Поли. А моя Варвара всю ночь Сергея у себя продержала, стружку с него снимала. Люди потом рассказывали, выговор она ему влепила за недовыполнение.

Моя Варвара даже не заметила, что я от нее перешел в другое место. Сергей, правда, раза два приезжал к нам среди ночи, но сразу заваливался отсыпаться в своей комнате. Мы его не тревожили, пусть отдохнет. Он заслужил, ему в пять утра снова уезжать по объектам, ведь он строит — и все для других.

Зато Поля моя буквально расцвела, да не только дома, но и на работе. Чем прекрасно наше счастье? Исключительно тем, что оно не вечно.

Прихожу я, значит, домой как обычно, десять минут седьмого. А Поля меня в окне не встречает. Что за оказия?

На столе записка: «Щи в холодильнике, разогрей. Меня срочно вызвали на совещание, когда приду, неизвестно, целую, твоя Поля».

Присел я в кресло и задумался от тоски. Что же это получается? Одной жены не видел четыре года. Другую нашел, не выпадающую из поля зрения. Теперь и ее не видать. Ушла на выдвижение. Так не все ли равно, кого мне не видеть? Махнул рукой на щи, у меня свои в холодильнике стоят.

Только Варвара меня опередила. Утром приходит на работу телефонограмма: явиться к ней в 11.00. Что такое? Неужто она меня разоблачила? Я заробел, еду на троллейбусе, поднимаюсь в ее кабинет.

Варвара Семеновна самолично меня встречает. Приглашает к столу.

«Где это вы пропадаете, Иван Петрович? Большим начальником стали. Третий день вас по всему городу разыскиваю, уже хотела в милицию подавать».

«Варвара Семеновна, больше не буду, — говорю, а сам потом покрылся. Все время дома пребываю — и в ожидании».

«А ведь у меня к вам дело. И срочное. Есть такое мнение, Иван Петрович, — это она мне говорит, — выдвинуть вас на руководящий финансовый участок, который оказался в тяжелом положении, и мы на вас рассчитываем».

«Варвара Семеновна, — говорю, — Варварушка моя, да у меня же опыта ни на грош, никогда не руководил. Не потяну я».

«Иван Петрович, надо. К тому же вопрос решен. Нам